Выпуск 1.
10 января 2023 года исполняется 140 лет со дня рождения Алексея Николаевича Толстого – автора большого числа популярных произведений, хорошо знакомых любому читателю. Достаточно вспомнить сказку «Приключения Буратино», романы «Петр I», «Хождение по мукам», «Хмурое утро», «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина».
В СССР его книги были очень популярны, выходили миллионными тиражами, были неоднократно экранизированы. Писатель трижды становился лауреатом Cталинской премии. По словам Бориса Зайцева, «прожил жизнь бурную, шумную, но и мутную, со славой, огромными деньгами, домом-музеем в Царском Селе, тремя автомобилями».
О его творчестве хорошо отзывались многие современники, в том числе и Бунин. Познакомились они, по словам Ивана Алексеевича, в годы между первой революцией и первой мировой войной. Бунин в ту пору редактировал беллетристику в журнале «Северное сияние».
Толстой пришел туда с рукописью «Сорочьи сказки», которая Бунину понравилась «какой-то особой свободой и непринужденностью». Благоприятное впечатление произвела и внешность: молодой человек был рослый и красивый. Впоследствии Иван Алексеевич отметил ещё одну его черту, своего рода литературную практичность: «… заинтересовался им, прочел его «декадентскую книжку стихов», будто бы уже давно сожженную, потом стал читать все прочие его писания. Тут-то мне и открылось впервые, как разнообразны были они, — как с самого начала своего писательства проявил он великое умение поставлять на литературный рынок только то, что шло на нем ходко, в зависимости от тех или иных меняющихся вкусов и обстоятельств».
Спустя несколько лет после знакомства, писатели, встретившись случайно в московской гостинице, достаточно быстро подружились. Это тоже была одна из черт характера Толстого: «очень быстро дружиться с подходящими ему людьми».
Немаловажным было и создание имиджа состоятельного человека. Как вспоминал Бунин , в ту встречу он предстал перед ним «странным важным барином из провинции: в цилиндре и в огромной медвежьей шубе», про которую небрежно заметил, что она «наследственная, остатки прежней роскоши».
«И вот эта-то шуба, может быть, и была причиной довольно скорого нашего приятельства; граф был человек ума насмешливого, юмористического, наделенный чрезвычайно живой наблюдательностью, поймал, вероятно, мою невольную улыбку и сразу сообразил, что я не из тех, кого можно дурачить.
/…/ после двух, трех следующих встреч со мной уже смеялся, крякал над своей шубой, признавался мне:
— Я эту наследственность за грош купил по случаю, ее мех весь в гнусных лысинах от моли. А ведь какое барское впечатление производит на всех!»
Считая одежду очень важным элементом имиджа, способным произвести необходимое впечатление, он даже поучал Бунина:
« Никогда ничего путного не выйдет из вас в смысле житейском, не умеете вы себя подавать людям! Вот как, например, невыгодно одеваетесь вы. Вы худы, хорошего роста, есть в вас что-то старинное, портретное. Вот и следовало бы вам отпустить длинную узкую бородку, длинные усы, носить длинный сюртук, в талию, рубашки голландского полотна с этаким артистически раскинутым воротом, подвязанным большим бантом черного шелка, длинные до плеч волосы на прямой ряд, отрастить чудесные ногти, украсить указательный палец правой руки каким-нибудь загадочным перстнем, курить маленькие гаванские сигаретки, а не пошлые папиросы…»
В Москве Бунин и Толстой часто виделись в литературно — художественных салонах, на различных званых вечерах, благотворительных концертах, принимали участие в сборниках, выходивших в Издательстве товарищества писателей. Их имена все чаще оказывались рядом в рецензиях критиков.
«Интересным вышел 1-й сборник товарищества писателей, благодаря трем значительным вещам – «Медвежонку» Сергеева-Ценского, «Ночному разговору» Бунина и «Хромому барину» гр. А.Н. Толстого» — писал И.Иванов в статье «Художественная литература 1912 г.» в томской газете «Сибирская жизнь».
«В отличие от других литературных сборников московские альманахи «Слово» объединены единством литературного направления – в них исключительно помещаются произведения таких представителей нового реализма, как И.Бунин, Ив. Шмелев, Б. Зайцев, А.Н. Толстой и др. поэтому каждая новая книга «Слова» весьма интересна, являясь, до некоторой степени, показателем тех достижений, которые делает это направление», — выражал своё мнение А.П. Пинкевич в феврале 1914 года на 5-й сборник «Слова».
Но рецензенты замечали и отличия. Так, в газете «Киевская мысль» от 26 апреля 1914 г. Л.Н. Войтоловский, анализируя повесть А.Н. Толстого «Большие неприятности» и рассказ И.А. Бунина «Братья», опубликованные в 3-м сборнике «Слово», писал:
«В противоположность зычному Алексею Толстому, Бунин рассказывает тихо, спокойно, убедительно. Пожалуй, даже несколько холодно. Но это холодность /…/ чистая, строгая, изящная./…/
И у Бунина, как и у Алексея Толстого, собраны в один пучок самые разнообразные элементы: /…/ Но в повести Алексея Толстого все описания навалены в хаотическом беспорядке, в сыром, не переваренном виде, как морковь и капуста в корзинке у овощной торговки. Тогда как у Бунина все это, как в живом организме каждая мелочь растворяется без остатка и горячей алой кровью струится по жилам его рассказа. И это объясняется тем, что каждый осколок жизни Бунин берет не как тему, а как живой человеческий документ, и в каждом взгляде, в каждой улыбке он ищет и открывает его внутренний смысл. Алексей Толстой пишет не задумываясь. Бунин глубоко изучает своих героев и сам всегда выше и содержательнее их».
К революции оба писателя отнеслись непримиримо и враждебно. Толстой, правда, поначалу растерялся, затем попытался приспособиться, но очень быстро понял, что это не для него. Долгий путь в эмиграцию у обоих семей начался с бегства из Москвы в Одессу. Бунины уехали туда первыми, Толстые чуть позже. Познакомившись поближе, супруга Бунина, Вера Николаевна поразилась выносливости, целеустремленности и способности добывать средства Алексея Николаевича.
11/24 августа 1918 г. она записала в дневнике:
«Из Москвы приехала Толстая — жена А/лексея/ Н/иколаевича/. — Вид сытый, она очень хорошенькая. Муж в поездке, зарабатывает на жизнь. О Москве рассказывает много ужасного. Нет молока, наступил голод. Что делают наши? Она рассказывала, что видела издали Юлия Алексеевича, сидящего на Тверском бульваре, и мне так сделалось жалко его, одинокого старика, напрасно мы не захватили его с собою, погибнет он там! Нет энергии уехать. Ведь он и здесь устроился бы. Нет отваги. Страх перед жизнью! /…/ Вот разница — Толстой. Что за жизнеспособность — нужно пять тысяч в месяц, и будет пять. /…/»
«25 авг./ 7 сент. 1918 г.
/…/ Завтра приглашены к Толстым. Обеды с ними проходят оживленно и весело. Масса шуток, воспоминаний из литературной жизни. /…/ у него много актерских черт, больше, чем писательских. /…/ Но интересных разговоров не бывает».
Об одесском периоде жизни конца 1918-го — начала 1919 года в бунинских дневниках упомянуто несколькими словами, весьма расплывчато и без особой конкретики:
«Осень, а затем зиму, очень тревожную, со сменой властей, а иногда и с уличными боями, мы и Толстые прожили в Одессе всё-таки более или менее сносно, кое-что продавали разным то и дело возникавшим по Югу России книгоиздательствам …»
Отдать должное, зарабатывать деньги, чтобы содержать семью, граф Толстой, умел. Обладая развитым чутьём, он не отказывался от любой работы, которая обещала доход.
По словам Бунина, в Одессе он «получал неплохое жалованье в одном игорном клубе, будучи там старшиной».
Упоминание об этом есть и в дневнике Веры Николаевны:
«Зейдеман затевает [игорный] клуб. И Толстой согласился быть старшиной в нём, кажется, за три тысячи в месяц».
При этом не оставлял и литературной работы. В марте 1919 г. В одесском Литературно-артистическом обществе на заседании литературного кружка «Среда» А.Н. Толстой читал свою пьесу «Любовь – книга золотая». В числе слушателей присутствовал и Бунин.
В.Н. Муромцева-Бунина записала в дневнике: «Толстой прочел свою комедию. Она, бесспорно, будет иметь успех на сцене. Очень остроумно задумано. И написана она очень талантливым человеком. Конечно. Как всегда это бывает, первое действие удалось лучше всего. Первый говорил Ян и приблизительно он сказал то же самое. Больших разговоров пьеса не вызвала. Она из времён Екатерины Второй».
