Выпуск 5.
Спустя три года друзья встретились уже в Париже. 5 мая 1933 года С.В. Рахманинову исполнилось 60 лет. Бунин присутствовал на торжественном приёме по этому случаю. Получив приглашение, он писал: “…Дорогой Сергей Васильевич, простите, не хотел писать в пространство, куда-то вдаль, теперь же, когда Вы близко, ощутимо, от всей души приветствую Вас, целую и желаю еще многих лет сил, здоровья, благополучия и всяческих возможностей продолжать свое славное поприще, гордость русскую и всемирную, Ваш Иван Бунин”.
Через полгода, 10 ноября, Рахманинов стал одним из первых, кто поздравил Ивана Алексеевича с присуждением Нобелевской премии. “Искренние поздравления от господина из Нью-Йорка” – телеграфировал он. О тех днях своего долгожданного триумфа Бунин потом будет рассказывать другу на обеде в парижской квартире Рахманинова 31 марта 1937 года. Вспоминал об этом общий знакомый, врач В. М. Зернов:
« Помню Бунина-лауреата на обеде у Рахманинова. Сергей Васильевич слушает внимательно и словно немного снисходительно, как Бунин рассказывает о происхождении своего древнего рода, о своей поездке в Стокгольм. /…/ И кажется мне, что Бунину это нужно, нужен и древний род и торжество его признания, и слава, и хочется, чтобы эта слава была мировой, всемирной, с лаврами, цветами и рукоплесканиями.
А Рахманинов слушает его, как царь, владеющий безграничным царством, для которого вся эта слава и блеск только «суета и томление духа». Но слушает его доброжелательно, с живым интересом, иногда вставляя немного шутливые замечания».
В июле 1937 года Бунины побывали на швейцарской вилле Рахманинова «Сенар» в окрестностях Гертенштейна. Участок земли на берегу озера для её постройки Рахманинов купил в августе 1930 г.
Название супруги придумали сами, взяв первые слоги от своих имен (Сергей и Наталья) и прибавив начальную букву фамилии. Построенный спустя четыре года дом в стиле модерн по последнему слову техники и комфорта того времени, был красив и уютен.
Вокруг него – удивительной красоты сад, где Рахманиновы, наряду с деревьями и кустарниками посадили очень много роз и других цветов. На Ивана Алексеевича вилла произвела очень большое впечатление. Он вспоминал о «Сенаре» как о чудесной усадьбе на берегу Люцернского озера, где они провели «прекрасный вечер».
Встреча оказалась недолгой, на другой день Бунины должны были уехать, так как Иван Алексеевич ездил с чтениями по городам Швейцарии: Женева, Гертенштейн, Монтрё, Лозанна. В отличие от Рахманинова, публичные выступления Бунин не любил. «…Труднее этого заработка – чтениями – кажется, ничего нет. Вагоны, отели, встречи, банкеты – и чтения – актерская игра, среди кулис, уходящих /…/ вверх, откуда несёт холодным сквозняком», — писал он в дневнике во время турне по Балтийским странам в 1938 году.
В 1955 году, спустя восемнадцать лет, младшая дочь Рахманинова Татьяна Конюс, которая дружила с Верой Николаевной, прислала ей открытку с изображением «Сенара»:
«Дорогая Вера Николаевна, помните ли Вы этот дом? С тех пор, что Вы здесь были, деревья очень выросли и сад стал красивый. В доме – всё то же. Портрет Ивана Алексеевича на том же месте».
В саду Рахманиновы посадили три берёзки как память о родной земле, но они очень плохо приживались и требовали многих хлопот, как бы безмолвно утверждая, что вдали от родной земли расти тяжело.
Ни красота швейцарской природы, ни ощущение самого безопасного места Европы, ни уютная вилла и её великолепный сад не могли заменить Рахманинову родной земли. Сын Шаляпина, Федор, рассказывал: «Сколько раз, бывало, часами вспоминали мы картины нашей родины. Берёзовые рощи, бесконечные русские леса, пруд на краю деревни, покосившиеся бревенчатые сарайчики и дожди, наш осенний, мелкий, частый дождик…» Подтверждал это и журналист А.Седых: «Разлуку с родиной Рахманинов переживал очень мучительно. Когда говорил о России, взгляд становился пристальным, в нем загорался какой-то огонь и временами ему трудно было сдерживать слезы».
(продолжение следует)
