Выпуск 2.
«Наш дом ничем не выделялся на фоне домовладений тех улиц и переулков, которые тяготели к Мясному базару с верхней его стороны.

Его можно считать типичным для домов елецких мещан средней руки /…/. Небольшой, крытый железом, по фасаду четыре оконца, окнами по нынешнем представлениям их не назовёшь. В доме три жилых разноразмерных комнаты общей площадью в 42 кв. метра, кроме того, коридорчик и небольшая кухня с одним окном, большую часть которой занимала русская печь, верх которой открывался в коридорчик. Потолки низкие, 1,9 метра. Вход со двора по ступенькам ведёт в неотапливаемые «сенцы», довольно просторные и светлые, где летом шла основная жизнь. С сенцами связаны две холодные кладовки, одна побольше, другая поменьше, её звали чуланом, в котором хранились продукты. Через капитальную, обитую войлоком и клеёнкой дверь из сенец, предусмотрительно нагнувшись, попадаете в темноватый без окон коридорчик с печкой голландкой, которая топилась в основном зимой, согревая кафельные «зеркала» в трёх жилых комнатах и лежанку в одной из комнат, служивших спальней для родителей и младших детей.

В кухне с оконцем, выходившем в узкий промежуток с соседним флигелем /…/ и потому полутёмной, где никогда не было солнца, мог расположиться только небольшой кухонный стол и на стене лишь деревянные полки для посуды и разной утвари /…/
В спальне царила большая металлическая кровать с блестящими шарами по верху спинок, огороженная с двух внешних сторон деревянной, красного дерева, лёгкой ширмой, складной, с зелёной шелковой тканью, покрывающей каждую створку. Между кроватью и ширмой оставалось местечко, где на перевернутой табуретке стояла деревянная люлька с очередным младенцем. На день люлька подвешивалась к потолку и могла качаться, покрытая со всех сторон кисеёй от мух и других помех, могущих побеспокоить младенца. Дети, вышедшие из грудного возраста, спали в этой же комнате в небольшой деревянной кроватке, а лет с 4 – 5 переводились в другую комнату на обычные металлические кровати. Напротив супружеской кровати располагался комод – обязательная принадлежность мещанского дома, обычно покрытый вязаной белой скатертью /…/.

В комоде несколько глубоких выдвижных ящиков, куда помещалось бельё, другие небольшие предметы женского туалета, всякая мелочь, в том числе памятные подарки, ценности и деньги, в виде чего один – два ящика запирались на ключ. Над комодом висело зеркало, десятка два разных фотографий на стене. Альбомы с фотографиями и пара шкатулок лежали на комоде, где были ещё подсвечники со свечами, иногда и цветы, живые летом и засушенные зимой. В комнате ещё были настенные из красного дерева часы с маятником и довольно мелодичным звоном/…/. В красном углу располагались 2 – 3 небольшие иконы, висела лампада, а внизу на тумбочке всегда лежали псалтырь, молитвенники, жития святых. Ещё был квадратный ломберный стол, покрытый зелёным сукном, стоявший обычно в сложенном виде и раскладываемый, когда затевалась игра.
В этой же комнате умещался, хотя и с трудом, т.н. гардероб – шкаф для праздничной верхней одежды, костюмов и платьев. Это довольно простой и неширокий высокий шкаф, сделанный из ольховых досок. На ломберном столе обычно лежала стопка газет, журналов, 3 – 4 книги.

На стенах висели две цветные литографии – одна крупная с видом Киево-Печерской лавры, другая поменьше с видом собора св. Тихона в Задонске. В молодые годы моя мама ходила пешком на богомолье в Воронеж, Задонск и один раз даже в Киев, конечно, в компании других богомолок.

Наиболее светлая комната с окнами на улицу служила залом. Здесь видное место занимала горка – деревянный, квадратный в поперечнике шкаф, все стороны которого, вместо задней, были застеклены так называемым бемским стеклом, полки тоже были стеклянные. В горке в верхней застеклённой половине стояла нерасхожая чайная посуда в виде сервизов и отдельные чашки и фарфоровые кружки, молочники, конфетницы, маслёнки и другие подарки родственников, а также различные безделушки, деревянные матрёшки, коробочки и прочие мелочи. В нижнем отделении горки стояли сервизы столовой посуды. /…/

Наша семья была, увы, не музыкальна. Никто в ней не играл и не пел /…/ . Поэтому не удивительно, что, примерно в году 1912, отец купил граммофон, один из лучших продаваемых тогда в Ельце, а скорее всего, он купил его в Москве, в одну из редких поездок туда. Я не видел подобного в других домах. Корпус граммофона был из красного дерева, по сторонам его были вмонтированы картинки на эмали, труба большая, с полным оборотом, что получало получать более мелодичный звук. К граммофону прилагалась высокая тумбочка вместительностью свыше 100 пластинок, и была ими заполнена./…/ я думаю, что месячного жалования отца не хватило на эту покупку, но граммофон стал гордостью нашей семьи.
В зале висела литография в раме – изображение молодой женщины, охваченной апофеозом молитвы, одного из известных итальянских художников. Красный угол был занят крупными иконами – Бога Саваофа, Девы Марии, Георгия Победоносца. Здесь же был набор венских стульев, очень практичных и неизносимых.

В третьей комнате была спальня для бабушки Паши и тёти Любы. Помимо кровати, большого стола, приспособлений для плетения кружев, швейной машинки, кросен для вышивок, утюга, свидетельствующих о том, что в дневное время эта комната была основным рабочим местом для женщин семьи, видное место здесь занимал весьма большой сундук бабушки с плоской крышкой, на котором спала тётя Люба. В сундуке хранились бабушкины салопы, тальмы, плюшевые жакетки, зимняя шуба, платья, кофты, юбки и прочие предметы одежды – летом всё это развешивалось на дворе для проветривания и просушки, тем более, что носилось не часто. Кресел и диванов в доме не было, сидели в основном, если не на табуретках, то на простых деревянных стульях с прямой спинкой. Ковров в доме не было, ни на полу, ни на стенах. Вместо них на полах были дорожки – рукодельно изготовленные вязкой из остатков изношенного белья, рубашек и пр. Стены комнат были оштукатурены и оклеены бумажными обоями, каждая комната в свой цвет.

Во дворе находился большой и высокий деревянный сарай, поделённый на две части – одна из них имела деревянный пол, лари для сыпучих тел с крышками, деревянные полки на стенах с разными плотничьим инструментом и называлась амбаром, который всегда крепко запирался .Другая часть с земляным полом называлась сараем и служила складом топлива и других громоздких материалов. В ней была приставная деревянная лестница, ведущая на чердак – утеха ребят, которые могли сидеть там часами. /…/ под сараем был квадратный погреб, выход которого был обложен известняком и имел отдельную дверь во двор. Между сараем и амбаром был узкий курятник. Двор в нашем доме оставался незамощенным, с уплотненной землёй. Немало, как и всюду в Ельце, здесь было всякого втоптанного в землю щебня, кирпичной крошки. Задняя часть усадьбы была занята садом, который отделялся от двора низенькой деревянной изгородью с калиткой.

В саду было несколько плодовых деревьев) 5 – 6 яблонь, пара груш, несколько вишен и слив. В одном из углов сада был увитая декоративным виноградом беседка со столом и лавками. Здесь летом в жару иногда обедали, чаёвничали, разводя тут же самовар, который кипящим ставили на стол.
Как разрешались в елецком мещанском доме проблемы экологии? Надо признаться, что на довольно низком уровне. С другой стороны, хотя она была и недостаточной, всё же оставалась стабильной в течение долгого времени, не ухудшалась существенно. /…/Туалет в углу двора был /…/ выгребной, летом в нем плодилось немало комнатных мух. /…/ в другом углу двора несколькими досками было огорожено место для помойки – небольшое углубление, куда выливали помойное ведро и выбрасывали мусор, если он был. А надо подчеркнуть, что мусора тогда оставалось мало, поскольку по существу домашнее хозяйство в отношении твёрдых отходов было почти безотходным: горючее сжигалось в печи, все пищевые остатки, если они не поедались собакой, свиньёй, домашней птицей, легко перегнивали на помойке. Всё остальное: ( металл, резина, тряпьё, кости и пр.)продавалось без хлопот старьёвщику. /…/
Кем ещё, кроме людей, была населена наше усадьба? В углу двора у ворот стояла конура, где жила небольшая цепная дворняжка Шарик.

/…/ Большой кот Васька также был беспородным, но все в семье его любили /…/ Основное его достоинство – мастерски ловил крыс. У нас в те годы, да и позже, на усадьбе держались только черные крысы /…/ в дом не проникали и старались добыть себе пищу, в основном, в погребе, амбаре, в кладовой и чулане. Обычно, когда крыс было немного, и они держались скромно, Васька их игнорировал. Но время от времени он не выдерживал и вступал на тропу войны. Бывало, встанут утром наши хозяйки, а на порожке крыльца лежат выстроенные как по линейке штук семь или восемь задушенных, но не тронутых крыс, которых Васька никогда не ел. Ещё были у нас куры, штук 10 – 15, /…/ во главе с петухом. В летние месяцы появлялось немало комнатных мух /…/

С ними пытались бороться с помощью стеклянных мухоловок, заправляемых квасом, специально продаваемыми хлопушками-мухобойками, а иногда, не выдержав, почти все члены семьи, вооружившись полотенцами, дружно выгоняли их в открытое окно, которое потом закрывалось».
(продолжение в следующем выпуске)