Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

(к 150 — летию со дня рождения И.С. Шмелёва)

Выпуск 7.

На начало второй мировой войны   Бунин и Шмелев отреагировали по-разному. Бунин сразу понял, что ничего, кроме кошмара, горя и слез, диктаторский режим Гитлера народам Европы не принесет. К Шмелеву понимание истинных целей фашистской политики пришли не сразу и не скоро. С  нападением Германии на СССР он наивно полагал, что  она вернет монархию и установит прежний дореволюционный порядок в России. Именно это расхождение во взглядах сильно изменило  отношение Бунина, который в сердцах назвал его  «горячим поклонником Гитлера». До конца своих дней Бунин  считал Шмелёва коллаборационистом и не простил ему после войны  ни сотрудничества с газетой «Парижский вестник», издававшейся на оккупированных территориях, ни присутствие на молебне в Париже летом 1942  года по случаю взятия немцами Крыма.  Иван Сергеевич же относился к Бунину по-прежнему – ценил за литературный талант и резко опровергал слухи о намерении Ивана Алексеевича вернуться в СССР. В письме О.А. Бредиус- Субботиной  он назвал ложью разговоры о том, что Бунин «куплен, что он – «советский» и его служба – разлагать писателей». 

Последние годы И.С. Шмелёв вёл аскетичную жизнь. Он мало с кем общался, полностью погрузившись в печальные размышления – как он сам выражался, «искал родной воздух». По воспоминаниям современников, старость писателя была омрачена тяжёлой болезнью и нищетой.   Начиная с 1944 года,  смыслом жизни для него стала  работа над романом «Пути небесные», закончить который предполагал  в православном монастыре Покрова  Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От.   Приехав туда  24 июня 1950 года, он  вечером умер от сердечного приступа. Монахиня  Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича,  увидела в этом знак свыше: «…человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».

Шмелёв страстно мечтал о возвращении на Родину, хотя бы посмертно. Уверенность, что это осуществится, давала силы жить и творить, воскрешая на страницах произведений то, что было дорого сердцу большинства русских людей.

«…Я знаю: придёт срок — Россия меня примет!», — писал Иван Сергеевич.

За несколько лет до кончины, в духовном завещании, он особо выделил следующий пункт :  
«Прошу душеприказчиков… когда это станет возможным, перевезти прах моей покойной жены и мой в Россию и похоронить в Москве, на кладбище Донского монастыря, по возможности возле могилы моего отца, Сергея Ивановича Шмелёва».  Настоятельно просил продать все: вещи, одежду и книги, — и на вырученные средства исполнить его последнюю волю.

Осуществилась это через 50 лет.  В 2000  году прах супругов  Шмелевых был доставлен в Москву с французского кладбища  Сент-Женевьев-де-Буа и перезахоронен в  Донском монастыре. Во время церемонии в могилу была высыпана горсть крымской земли с братского захоронения расстрелянных белогвардейцев, среди которых, как предполагают, находился и их сын, Сергей.

(к 150 — летию со дня рождения И.С. Шмелёва)

Выпуск 6.

Непонимание и некоторую  отстраненность в отношениях усугубило и выдвижение писателей, вместе с Мережковским, в 1931 и 1932 годах кандидатами на получение Нобелевской премии. После присуждения её в 1933 году Бунину Мережковский сильно обиделся, а Шмелев, наоборот, радовался за Ивана Алексеевича. Вот всего лишь одна фраза из его письма Ильину на это известие: «Всё вышло хорошо, достойно решил Стокгольм – прекрасный писатель Бунин, и наша великая Словесность за него не постыдится». Еще одно  подтверждение тому — в «Слове на чествовании Бунина», где есть такие строки:

«Наша великая литература, рожденная народом русским, породила нашего славного писателя, ныне нами приветствуемого, – И. А. Бунина.

Он вышел из русских недр, он кровно, духовно связан с родимой землёй и родимым небом, с природой русской, – с просторами, с полями, далями, с русским солнцем и вольным ветром, со снегом и бездорожьем, с курными избами и барскими усадьбами, с сухими и звонкими проселками, с солнечными дождями, с бурями, с яблочными садами, с ригами, с грозами… – со всей красотой и богатством родной земли. Всё это – в нём, всё это впитано им, остро и крепко взято и влито в творчество – чудеснейшим инструментом, точным и мерным словом, – родной речью. Это слово вяжет его с духовными недрами народа, с родной литературой. /…/

 Через нашу литературу, рождённую Россией, через Россией рождённого Бунина признается миром сама Россия, запечатлённая в письменах».

Из Нобелевской премии Бунин подарил Шмелеву 3 000 франков, что, по словам Ивана Сергеевича, было очень своевременным и «дало возможность передохнуть, расплатиться с должишками, а то – петля».

В этом же году, на 60-летний юбилей Шмелёва, увидела свет  первая часть его новой книги «Лето Господне», воссоздававшая в соответствии с церковным календарем   неизменный круг бытия «святой Руси»: повседневную жизнь большого купеческого дома и работников, религиозные и семейные праздники. Признанная  впоследствии наивысшим достижением писателя,  опубликована  полностью  она была в 1948 году, как и её продолжение  «Богомолье». 

Эти книги  В.П. Рябушинский   в статье, посвященной Москве,  называл   художественными произведениями,

«которые, как материал для характеристики некоторых слоев московского купечества, должны считаться идеалом».  М. Дьяченко, отдавая дань стилю Шмелева, отмечал:

«Для него, /../,  «слово – высший подарок Бога человеку», которое должно звучать не для одного лишь праздного наслаждения, но и заставлять звенеть заветные душевные струны, «пробуждать лучшие чувства».

(заключительная часть в следующем выпуске)