Часть 2.

Жители Ельца особо почитали Пасху, не работали три  дня, а вообще праздновали семь дней.  Детские воспоминания  о встрече Светлого Христова Воскресенья в обычной мещанской семье в начале ХХ века остались  в памяти   уроженца нашего города, профессора ВГУ К.В. Скуфьина:     

      «После долгой праздничной службы в церкви все приходили среди ночи домой и отводили  душу разговением.

На эту праздничную еду ни денег, ни труда не жалели.  Из погреба торжественно извлекалась благоухающая ванилью сладкая творожная пасха, приготовленная из придирчиво отобранного творога, предварительно освященная накануне в церкви вместе с высоким золотисто-румяным сдобным куличом, залитым сверху белым сахарным сиропом. Красилось не менее полусотни, а то и целая сотня варёных вкрутую яиц, окрашенных обычно отваром луковой шелухи в буровато-коричневый цвет. К куличу добавлялись пирожки с разной начинкой, а то и кулебяка с сомятиной или даже с осетриной или белугой. Резались возможно тоньше, до прозрачности, твердокопчёная колбаса, копчёный окорок, раскрывалась коробка-другая  шпрот или сардин. Сыр на праздниках, обычно голландский в красных головках и желтоватый в разрезе с дырочками и блестящими в них слезинками. Приносились из погреба все, какие были соления и маринады, для взрослых ставилась на стол какая-нибудь наливка или настойка. Был здесь и заливной студень, иногда ещё и заливной судак или осетрина. Еда всегда начиналась с пасхи и кулича, потом переходили к тому, что кому нравится. Разговлялись не спеша, часа два и более, потом чаёвничали. /…/ после разговенья утром вставали поздно, но женщины, как правило, уже успевали приготовить так называемый буфет. Для этого в зале у стены раскрывали ломберный стол, накрывали его скатертью и расставляли на нём все закуски и вина, на этот раз мадеру, портвейн, кагор, водку с корочками лимона. Для такого буфета не жалели купить и фунт паюсной или кетовой икры. Подготовив всё на столе, закрывали скатертью сверху и поджидали гостей. Обычно часов в 10 – 11 приходили священник с дьяконом или дьячком и направлялись в зал к иконам и минут пять-шесть отправляли службу, получая от хозяев вознаграждение – несколько монет, а на Пасху ещё два-три красных яичка. Ближе к полудню появлялись и первые гости, христосовались, обменивались крашеными яйцами и усаживались у стола буфета.

Гости выпивали по одной — две маленьких рюмочек вина или водки, т.н. лафитничка, немного чем-либо закусывали. Поговорив с хозяевами минут 10-15, не задерживаясь, прощались и шли к другим родственникам, кто ещё к ним не приходил, а там, глядь, и другая группа гостей стучит щеколдой у ворот. Так и идёт празднование и угощение всю середину дня. Если возникало продолжительное затишье, гостей не видно было, и хозяева дома, прихватив с собой кого-либо из детей или других домочадцев, сами шли к кому-либо из родственников, которых ещё не видели. В случае отсутствия в доме хозяев вкладывали в почтовый ящик свою визитку. Не посетить и не поздравить с праздником считалось недопустимым – и дальние родственники могли обидеться. Естественно, что греха таить, старались посетить, или, по меньшей мере, опустить свои визитки  не только родных и друзей, но и просто людей значительных нужных, от коих зависела нередко шаткая судьба мещанская».

  Традиция накрывать специальный стол  для случайных гостей на Пасху была  в России повсеместной.  Подтверждение тому — в  интересной дневниковой записи Ивана Алексеевича Бунина:

    «Весной 1901 годы мы с Куприным часто ходили в гости к начальнице женской ялтинской гимназии, Варваре Константиновне Харкевич, восторженной даме, обожательнице писателей. На Пасху мы пришли к ней и не застали дома. Пошли в столовую, к пасхальному столу, и, веселясь, стали пить и закусывать.

    Куприн предложил: «Давай напишем и оставим ей на столе стихи». И стали, хохоча, сочинять, и я написал:

В столовой у Варвары Константинны

Накрыт был стол отменно-длинный,

Была тут ветчина, индейка, сыр, сардинки,

И вдруг ото всего ни крошки, ни соринки:

Все думали, что это крокодил,

А это Бунин в гости приходил».