Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

Чалма на мудром — как луна

С ее спокойствием могильным.

Луна светла и холодна

Над Ак-Сараем, жарким, пыльным.

Что для нее все ваши дни,

Закаты с горестным изаном

И эти бледные огни

В гнезде скалистом и туманном!

1907

ХУДОЖНИК

Хрустя по серой гальке, он прошел

Покатый сад, взглянул по водоемам,

Сел на скамью… За новым белым домом

Хребет Яйлы и близок и тяжел.

Томясь от зноя, грифельный журавль

Стоит в кусте. Опущена косица,

Нога — как трость… Он говорит: «Что, птица?

Недурно бы на Волгу, в Ярославль!»

Он, улыбаясь, думает о том,

Как будут выносить его — как сизы

На жарком солнце траурные ризы,

Как желт огонь, как бел на синем дом.

«С крыльца с кадилом сходит толстый поп.

Выводит хор… Журавль, пугаясь хора,

Защелкает, взовьется от забора –

И ну плясать и стукать клювом в гроб!»

В груди першит. С шоссе несется пыль,

Горячая, особенно сухая.

Он снял пенсне и думает, перхая:

«Да-с, водевиль… Все прочее есть гиль».

1908

ХРАМ СОЛНЦА

Шесть золотистых мраморных колонн,

Безбрежная зеленая долина,

Ливан в снегу и неба синий склон.

Я видел Нил и Сфинкса-исполина,

Я видел пирамиды: ты сильней,

Прекрасней, допотопная руина!

Там глыбы желто-пепельных камней,

Забытые могилы в океане

Нагих песков. Здесь радость юных дней.

Патриархально-царственные ткани –

Снегов и скал продольные ряды –

Лежат, как пестрый талес, на Ливане.

Под ним луга, зеленые сады

И сладостный, как горная прохлада,

Шум быстрой малахитовой воды.

Под ним стоянка верного Номада.

И пусть она забвенна и пуста:

Бессмертным солнцем светит колоннада.

В блаженный мир ведут ее врата.

Баальбек, 6.V.07

ТУМАН

Сумрачно, скучно светает зоря.

Пахнет листвою и мокрыми гумнами.

Воют и тянут за рогом псаря

Гончие сворами шумными.

Тянут, стихают — и тонут следы

В темном тумане. Людская чуть курится.

Сонно в осиннике квохчут дрозды.

Чаща и дремлет и хмурится.

И до печальных вечерних огней

В море туманных лесов, за долинами,

Будет стонать все скучней и скучней

Рог голосами звериными.

Сиракузы. 25.III.09

ТЕЗЕЙ

Забыв о ней, гребцы склоняют вежды,

Поют в дремоте сладкой… О Тезей!

Вновь пропитал Кентавр ткань праздничной одежды

Палящим ядом змей.

Мы в радости доверчивы, как дети.

Нас тешит мирт, пьянит победный лавр.

Один Эгей не спал над морем в звездном свете,

Когда всходил Кентавр.

1907

Там иволга, как флейта, распевала,

Там утреннее солнце пригревало

Труд муравьев — живые бугорки.

Вдруг пегая легавая собака,

Тропинкой добежав до буерака,

Залаяла. Я быстро взвел курки.

Змея? Барсук? — Плетенка с костяникой.

А на березе девочка — и дикий

Испуг в лице и глазках: над ручьем

Дугой береза белая склонилась —

И вот она вскарабкалась, схватилась

За ствол и закачалася на нем.

Поспешно повернулся я, поспешно

Пошел назад… Младенчески-безгрешно

И радостно откликнулась душа

На этот ужас милый… Вся пестрела

Березовая роща, флейта пела —

И жизнь была чудесно хороша.

1907

СТРИЖИ

Костел-маяк, примета мореходу

На ребрах гор, скалистых и нагих,

Звонит зимой, в туман и непогоду,

А нынче — штиль; закат и чист, и тих.

Одни стрижи, — как только над горою

Начнет гранит вершины розоветь, —

Скользят в пролетах башни и порою

Чуть слышно будят медь.

<1906>