«Современники И.А. Бунина: Г.В. Адамович»

И.А. Бунин. Фото 1937 г.

«Классический период русской литературы, великий русский девятнадцатый век: сколько в этих словах еще не вполне раскрытого значения, не вполне понятного содержания! Бунин сложился, вырос, окреп в веке двадцатом, но весь еще был связан  с тем, что одушевляло прошлое. Оттого, бывая у него, глядя на него, слушая его, хотелось наглядеться, наслушаться: было чувство, что это последний луч какого-то чудного и ясного русского дня. /…/ Очаровывала у Бунина чудесная меткость каждого слова, сверкание и сияние одареннейшей, щедрой и сознающей свою щедрость натуры. Собеседник улыбался, недоумевал, восхищался, соглашался, возражал, но при этом не мог не сознавать: все, что слышит он, — частичка лучшего, что в России было. В последний раз была возможность подышать воздухом, в котором расцвело всё, бывшее славой, оправданием, а может быть, даже и сущностью России». Эти слова принадлежат Георгию Викторовичу Адамовичу —  талантливому поэту и переводчику,   литературному критику.  В бунинском доме, в Грассе и Париже, он был, особенно в последние годы жизни Ивана Алексеевича, довольно частым гостем.

В дневнике поэтессы Галины Кузнецовой  такая есть запись:

« 28 января 1932 года.  

Вчера завтракал Адамович. Как-то постарел, делается незаметно «маститым». По-прежнему приятна в нем благородная скромность, с которой он порой говорит о себе. Так, в разговоре случайно узнали, что он перевёл всего Чайльд-Гарольда и половину Дон-Жуана. А Иван Алексеевич перед тем говорил, что это почти невозможно. «Я на это жил при большевиках» — сказал Адамович. Он выехал из России в 23-м году.

Говорил он, между прочим, что, по его мнению, писатель сейчас должен  непременно отзываться на современность, не имея права говорить «моя хата с краю», если только душа у него не какая-нибудь совершенно необыкновенная или не слепая. «Нельзя жить в вате», — говорил он. «Мне кажется, человек вообще начинается с тех пор, когда он решил погибнуть. А до тех пор еще ничего не стоит».

На тот момент Г. Адамовичу было 40 лет,  и он был известен во Франции  среди русской читающей публики  и литераторов  как «первый», а, по мнению Бунина, «лучший критик эмиграции».

Родился он в Москве, 19 апреля (по новому стилю) 1892года,  в семье, где большинство мужчин связывало свою жизнь с армией.   Отец, поляк по происхождению,  по карьерной лестнице дошёл до чина генерал-майора, начиная от  небольших уездных воинских должностей до  начальника Московского военного госпиталя; мать происходила из купеческого рода.  Родная сестра матери очень удачно вышла замуж за богатого английского подданного, что впоследствии сыграло в жизни Адамовича за границей определенную роль. Благодаря  финансовой помощи  тетушки, дамы чопорной и строгой, крайнюю нужду он  никогда не знал. Два его старших брата были военными, а вот Георгий с детства атлетическим сложением не отличался,  ростом был мал, да и по характеру  тихим,  что вынудило отца,  по семейной легенде, сказать: „В этом ребёнке  ничего нет военного, его надо оставить штатским“.

Г.В. Адамович в студенческие годы

Родители позаботились о хорошем гуманитарном образовании младшего сына. Он учился сначала во 2-й Московской гимназии, затем, после смерти отца,  в 1-й Петербургской. После был  историко-филологический  факультет Петербургского университета,  где он страстно увлекся литературой,  причем, одновременно прозой и поэзией.  В  22 года, в 1914 году, Адамович познакомился с поэтами-акмеистами, а  спустя всего два года стал одним из руководителей второго «Цеха поэтов».   Тогда же,  за год до окончания университета,    вышел в свет его первый поэтический сборник  «Облака».  После революции, которая, как вспоминали современники, его совсем не воодушевила, помимо поэтического творчества,  начал активно развиваться и талант  критика.  В  альманахах, в газете «Жизнь искусства»  стали всё чаще  появляться его статьи с рецензиями новых произведений.  К этому же времени относится начало карьеры переводчика в издательстве «Всемирной литературы».  В его послужном списке — переводы Ш. Бодлера, Ж. М. Эредиа, Вольтера, баллады о Робин Гуде. По  свидетельству  Ирины Одоевцевой,   занимаясь переводами, он мог работать сутки напролет,  причем делал это «с удивительной легкостью, быстротой и очень хорошо».

Обложка издания 1922 года

 А вот  стихи писались им, по её словам, «незаметно, походя, как бы возникая неизвестно откуда». Это относилось по большей степени к вышедшему в 1922 году сборнику «Чистилище», написанному им в форме своеобразного лирического дневника.

Спустя год Адамович покинул Россию и поселился в Париже.  Будучи завсегдатаем небольших парижских кафе,  где собиралась творческая молодежь,  он  общался с  близкими по взглядам и духу поэтами, став основателем группы, известной как «Парижская нота».  Для творчества поэтов, входящих в неё, было характерно предельно искреннее выражение своей душевной боли и демонстрация «правды без прикрас».   «Молодёжь шла за Адамовичем, зачарованная им. Почти все молодые поэты, начавшие в эмиграции, думали по Адамовичу», – писал Ю. Терапиано. Невысокого роста,   всегда  безукоризненно одетый, с  гладкими волосами, расчесанными на косой пробор, он со всеми говорил « просто, вежливо и изящно».  И хотя  был в ту пору очень застенчив,  умело это маскировал.  Выступал публично очень  легко, так как  был прекрасным оратором, оказывая на слушателей почти гипнотическое влияние.

Г.В. Адамович. Фото 1922 г.

С конца 20-х годов поэзия  в его жизни уступила место литературной критике, с которой он выступал в журнале «Современные записки», газете «Последние новости», затем в литературно-политической газете «Звено» и журнале «литературной молодёжи» «Числа». Его мнение постепенно стало  авторитетно не только для молодых, начинающих, но и для возвеличенных,  признанных  литераторов. Так, Бунин, в одном из писем к нему от 10 января 1948 года,  шутливо подписался: «Ив. Бунин, Георгиевский Кавалер (немало знаков отличия получивший от Георгия Адамовича)». Нобелевский лауреат ценил Георгия Викторовича как неординарного, проницательного  собеседника, бывшего с ним  на одной волне. 

С ним было интересно говорить на любую тему. Как писала И. Одоевцева, «Адамович, как и Бунин, редко вёл связные отвлеченные беседы и любил говорить только о пустяках. Но эти пустяки всегда были переполнены «скрытой содержательностью» и светились его глубоким умом».  Так было и во время  их встреч, и по переписке: «Дорогой Георгий Викторович, очень благодарю за милое и длинное письмо – мне было особенно приятно, что оно длинное, а то Вы всегда уж слишком кратко пишите мне». Здесь стоит заметить, что сам Иван Алексеевич тоже любил краткость, и обстоятельные, подробные  письма писал крайне редко. Роднило их и преклонение перед творчеством Л.Н. Толстого. В последние годы жизни Адамович  говорил,  что уже не интересуется литературными новинками,   а «предпочитает перечитывать любимых писателей».   Среди них был Л.Н. Толстой и его роман “Анна Каренина”, который он, как и И.А. Бунин, считал лучшим в мировой литературе. А вот в чем они сильно отличались – так это в  наличии честолюбия.   Бунин утверждал,  что «нечестолюбивых писателей нет и быть не может. Только одни это скрывают и ловко прикидываются скромными». Адамович был с этим не согласен,  считая это качество себе не свойственным, но при этом никогда по этому поводу и не спорил, говоря: «Терпеть не могу спорить.  Доказывать утомительно, но и молчать, когда хочется возражать, тоже утомительно».

Обложка сборника (издательство «Русская книга», Нью — Йорк, 1967 г.)

С годами  стихов писать стал он все меньше, хотя, по утверждению Ирины Одоевцевой,  «редко кто так любил и так мучился поэзией, как он. Он жил и дышал ею».  Последний сборник  «Единство» вышел в 1967 году.  Посвящен он был  вечным темам бытия: жизнь, любовь, смерть, одиночество, изгнанничество. Интересно, что  как  критик,  Адамович в поэзии  меньше всего ценил талант. Он считал, что стихи, прежде всего, должны волновать и задевать. Таланту он предпочитал «одаренность, ум, чувство меры, экономию средств, умение вовремя замолчать».

Как-то он обмолвился, что, по его мнению, «настоящие стихи всегда больше текста, и всегда в них остается нечто, перерастающее непосредственный смысл слов». По крайней мере, он сам всегда старался писать именно так. В качестве примера можно привести хотя бы эти строки:

Один сказал: «Нам этой жизни мало»,
Другой сказал: «Недостижима цель».
А женщина привычно и устало,
Не слушая, качала колыбель.

И стертые веревки так скрипели,
Так умолкали – каждый раз нежней! –
Как будто ангелы ей с неба пели
И о любви беседовали с ней.

Г.В. Адамович

Характер Георгия Викторовича, как отмечала И. Одоевцева, с годами становился всё спокойнее и уравновешеннее. Мало кто знал, что в этом степенном человеке, отличавшемся внешне  «благовоспитанной сдержанностью и петербургской изысканной подтянутостью» в молодом и среднем возрасте   верх  иногда брал безудержный, «огненный» темперамент, порой заставлявший его терять голову и совершать неразумные поступки.  Проявлялось это, прежде всего, в пристрастии к азартным играм. При этом ему «чрезвычайно не везло, и он постоянно проигрывался в пух и прах».  А вот в преклонном возрасте на смену страсти азарта пришли уже другие качества: «отзывчивость, доброта, желание контакта, легкость общения и готовность заводить новые дружбы»,   снисходительность к слабостям других. Подтверждение этого и в  воспоминаниях Кирилла Померанцева, встречавшегося с Адамовичем в Париже:  «Это был тонкий, обаятельный и по-настоящему умный человек. Я никогда не слышал от него умышленно злобного отзыва о ком-либо. Иронические бывали, но злобных – никогда. Так, об одном милом, но малоталантливом литературоведе он шутливо говорил, что у него “вместо мозгов вата”, а про одни замечательные, но пустоватые стихи – что “они подобны пене на стакане с пивом: тронешь пальцем, и ничего не останется». В последние годы жизни « он из своих более чем скудных средств немало помогал своим друзьям: какому-то ребенку оплачивал школу, кому-то регулярно посылал деньги…  Сам же жил предельно скромно: на седьмом этаже, в выходившей на черную лестницу комнате для прислуги, причем лифт доходил лишь до шестого этажа. И это после двух инфарктов. Единственная роскошь, которую он себе позволял, было ездить летом в Ниццу и обратно в купе первого класса спального вагона ».

Могила Г.В. Адамовича на Русском кладбище в Ницце

Георгий Адамович  очень любил  жизнь, не мог примириться, что всему приходит конец, отказывался верить, что умрёт, бледнел при разговорах о том, что будет после его смерти. «Когда он говорил о своей смерти, —  вспоминала И. Одоевцева, — а её он, хотя и старался скрыть это, панически боялся, даже больше, пожалуй, чем Бунин,  — голос его звучал глухо, и его большие чудесные глаза тускнели и суживались, а рот горько и безнадежно кривился».  Незадолго до кончины он с горечью сказал , что именно сейчас  мог бы начать писать действительно хорошие стихи, но ни сил, ни времени на это уже не остаётся.

  21 февраля 1972 года  стало последним днем его жизни. Он умер в Ницце перед телевизором от очередного инфаркта.

Итогом прожитых  восьмидесяти лет стали  удивительно искренние, с   философскими  раздумьями стихи, глубокие по смыслу и деликатные по тактичности критические статьи, замечательные литературные портреты многих известных писателей, очерки и эссе.

Современники И.А. БунинаPermalink

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *