(к 150 — летию со дня рождения И.С. Шмелёва)
Выпуск 2.

Бунин и Шмелёв встречались достаточно часто, особенно с 1909 года в «Литературном кружке «Среда», будучи его постоянными активными участниками, как на простых собраниях, так и на торжественных. В 1915 году, на праздновании 25-летнего юбилея московского журнала «Вестник воспитания» председателю кружка, Ю.А. Бунину, от старых товарищей по «Среде» была преподнесена чернильница с 19 выгравированными именами, среди которых были имена И. Бунина и И. Шмелева. На мартовском вечере сборника «Клич», сбор от которого предназначался фонду «Дня печати» на помощь жертвам войны, проходившем в кружке, они выступали с чтением своих рассказов.

А еще ранее, в 1912, И. Шмелев принимал участие в чествовании Бунина в связи с 25-летним юбилеем литературной деятельности в Большом зале Литературно-художественного кружка «Среда». Он ценил талант Ивана Алексеевича, внимательно следил за новыми публикациями, особенно восхищался поэтическим даром.
В письме Бунину 10 марта 1916 года, описывая своё непростое душевное состояние и тревогу за сына, воевавшем на фронте Первой мировой, он говорит:

«Дорогой Иван Алексеевич, так мне хочется сказать – дорогой, ибо Вы и есть дорогой. /…/ Давно уже, только прочитал Ваши стихи в «Летописи», хотел писать Вам. /…/ Чудесно, глубоко, тихо. Лучше я и сказать не могу. Я их выучил наизусть. Я ношу их в себе. Чудесно! Ведь в «Шестикрылом» вся русская история, облик жизни. Это шедевры, дорогой. Вы это знаете сами, но я хочу, чтобы Вы знали, что я чувствую это. И «Слово», и «Поэту». Это лучшее, что было последнее время для меня. /…/ Да будут благословенны поля орловские, вскормившие Вас, дорогой поэт.»
Через несколько дней пришел ответ:
«Дорогой друг, истинно братски обнимаю Вас за Ваше письмо, очень благодарю и не умею сказать, как желаю Вам крепости, счастья, работы./…/ Очень понимаю Вас, так как и сам не запомню столь тяжкого для моей души года, как последний. Но что же! – надо жить, крепиться – говорю эту старую фразу сознательно и искренно. Простите столь короткое письмо, я никогда не умел писать писем, а сейчас особенно – нынешнюю зиму я иногда не в состоянии написать пять строк путных. В апреле надеюсь быть в Москве и видеть Вас и говорить с Вами».
Спустя месяц, 10 апреля, в другом письме к Бунину Шмелев признавался:

«/…/ Вас, дорогой, хочется читать, читать… вы не поверите, как велико всегда для меня наслаждение прикасаться к святой чистоте искусства! /…/
Сердечно благодарю за душевное, славное письмо Ваше. Оно влило бодрость и умягчило мою скорбь. А пережил я немало.
А как я соскучился, так долго не видя Вас. Вы в Москве – и будто все на месте, и литература будто у себя дома и работает. Нет Вас — что-то не то. Истинно так. Я говорю это – и это чувствую. С Вами радостно и спокойно как-то. Крепко Ваш Ив. Шмелев».
Грядущие перемены в стране ощущались все сильнее, но обычная жизнь, с её повседневными хлопотами, надеждами и тревогами продолжалась. 13 января 1917 года, Иван Алексеевич, находившийся в Москве, получил записку от писателя И.А. Белоусова с шутливым текстом:
«Дорогой мой!
Шмелев, Кипен и Серафимович
Затеяли сыграть квартет…
Нет!
Они затеяли сниматься (в фотографии НП.П. Павлова у Петровских ворот).
Завтра, 14 января в час дня тебя очень просят приехать в фотографию. Юлий Алексеевич согласился, — я тоже приеду. /…/ приезжай, пожалуйста».