Выпуск 3.
Весной 1911 года Горький настойчиво приглашал Бунина, путешествующего по Цейлону, на Капри.
«Возвращайтесь-ка Вы из Ваших красных морей в наши голубенькие, спокойные. Народ сюда собирается интересный, художники разные и всякого другого искусства мастера».
Приехать на Капри Бунины и Пушешников смогли только в последний месяц осени. Встреча оказалась не радостной. Горький сильно нервничал из-за материальных проблем и семейных неурядиц.
Сильное разочарование испытал и Бунин, что видно из письма к Юлию : «На Капри мы уже шестой день, устроились сравнительно дешево и очень, очень уютно, приятно /…/ А что до Горького, то необходимость ходить к нему, выбиваться из интимной тихой жизни, при которой я только и могу работать, мучиться тем, что совершенно не о чем говорить, а говорить надо, имитировать дружбу, которой нету, — все это так тревожит меня, как я не ожидал».
Охлаждение и напряженность в отношениях сильно бросились в глаза и спутникам Бунина. Н.А. Пушешников, повествуя Юлию Алексеевичу о встречах с Горьким, не мог скрыть удивления: « Какой странный человек, держится он в высшей степени неровно: то сух и холоден, то нежен и сентиментален до слез. Его легко растрогать настолько, что он зальется слезами». Вскоре он сделал вывод: « есть какие-то психологические расхождения между Иваном Алексеевичем и Горьким. Все-таки они говорят на разных языках».
А Вера Николаевна, описывая жизнь на Капри, в письме Юлию высказалась более определённо: «…мы все много работаем и живем скромно-интеллигентной жизнью. Друг с другом видаемся лишь за едой и прогулками. С Горькими у нас отношения холодно-любезные и тяжко-дружеские. Тяжелый человек Алексей Максимович!»
Вскоре выяснилась и причина, которая сильно расстроила Бунина: «Денег в «Знании» нет, отношения Пятницкого и Горького – из рук вон. Надежд на «Знание» никаких».
Тем не менее, Рождество 1912 года праздновали у Горького. Как отметил в дневнике Н.А. Пушешников, «ужин прошел шумно и оживленно. Бранили (всех поголовно) отсутствующих писателей, хвалили присутствующих. Но бранили безо всякой злобы, а просто и весело. За каждого из присутствующих пили тост./…/ Ивану Алексеевичу Горький пожелал написать 2000 повестей, вроде «Деревни», и тысячу рассказов вроде «Хорошей жизни», имевшего у Горького очень большой успех». Натянутость отношений не стала помехой творчеству. Бунин продолжал успешно работать. Итогом, как следует из февральского письма Пушешникова Юлию, стали « … еще две вещи – рассказ «Захар Воробьев» и повесть «Грушка». Куда пристроится «Грушка» еще неизвестно, а «Захар Воробьев» будет в сборнике «Знание».
По прочтении его Горький объявил: «Об этом ни слова никому не говорить. Это пойдет ко мне. /…/ после двух первых страниц Горький сказал: «Это что-то хорошо! Постойте, дайте дух перевести. Горький был захвачен – «Это великолепно! Какие люди у нас бывают!» /…/ Он очень любит, когда говорят о больших людях, героях».
Трогательным было и прощание. Горькие, отплывая от парохода на лодке долго махали шляпами. Алексей Максимович, по словам Пушешникова, «в последнее время он был крайне мил, и Иван Алексеевич сказал, что ему очень грустно с ним расставаться».
В мае вышел первый номер петербургского журнала «Заветы», где были напечатаны рассказы «Рождение человека» Горького и «Веселый двор» Бунина. Горьковский рассказ появился благодаря Бунину, о чем он напоминал Алексею Максимовичу в письме: «За окнами шепчет по лесам дождь – заклятый враг мой. А на Капри теперь, небось, так ярки и чисты звезды, так восхитительно редко вздыхает у берега море – ночное, летнее, итальянское! Хоть бы когда-нибудь рассказали вы про это ночное море и про ваши рыбачьи ночные таинства! Горжусь, что уговорил вас когда-то рассказать о рождении человека. Помните, когда это было? Мы ходили комету смотреть – поздно, поздно по дороге к Анакапри./…/»
В ответ Горький писал:
«Спасибо Вам, дорогой мой, за милое Ваше письмо, конечно, я помню, что это Вы внушили мне мысль написать «Рождение», и очень жалею, что не догадался посвятить рассказ Вам».
(продолжение в следующем выпуске)
