Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

Серп луны под тучкой длинной

Льет полночный слабый свет.

Над безмолвною долиной –

Темной церкви силуэт.

Серп луны за тучкой тает, —

Проплывая, гаснет он.

С колокольни долетает,

Замирая, сонный звон.

Серп луны в просветы тучи

С грустью тихою глядит,

Под ветвями ив плакучих

Тускло воду золотит.

И в реке, среди глубокой

Предрассветной тишины,

Замирает одинокий

Золотой двойник луны.

1887

Седое небо надо мной

И лес раскрытый, обнаженный.

Внизу, вдоль просеки лесной,

Чернеет грязь в листве лимонной.

Вверху идет холодный шум,

Внизу молчанье увяданья…

Вся молодость моя – скитанья

Да радость одиноких дум!

1889

СЕВЕРНОЕ МОРЕ

Холодный ветер, резкий и упорный,

Кидает нас, и тяжело грести;

Но не могу я взоров отвести

От бурных волн, от их пучины черной.

Они кипят, бушуют и гудят,

В ухабах их, меж зыбкими горами,

Качают чайки острыми крылами

И с воплями над бездною скользят.

И ветер вторит диким завываньем

Их жалобным, но радостным стенаньям,

Потяжелее выбирает вал,

Напрягши грудь, на нем взметает пену

И бьет его о каменную стену

Прибрежных мрачных скал.

1897

Свежеют с каждым днем и молодеют сосны,

Чернеет лес, синеет мягче даль, —

Сдается наконец сырым ветрам февраль,

И потемнел в лощинах снег наносный.

На гумнах и в саду по-зимнему покой

Царит в затишье дедовских строений,

Но что-то тянет в зал, холодный и пустой,

Где пахнет сыростью весенней.

Сквозь стекла потные заклеенных дверей

Гляжу я на балкон, где снег еще навален,

И   голый,   мокрый  сад теперь  мне   не   печален, —

На   гнезда   в  сучьях   лип   опять  я   жду   грачей.

Жду, как в тюрьме, давно желанной воли,

Туманов мартовских, чернеющих бугров,

И света, и тепла от белых облаков,

И первых жаворонков в поле!

1892

РОДИНЕ

Они глумятся над тобою,

Они, о родина, корят

Тебя твоею простотою,

Убогим видом черных хат…

Так сын, спокойный и нахальный,

Стыдится матери своей –

Усталой, робкой и печальной

Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья

На ту, кто сотни верст брела

И для него, ко дню свиданья,

Последний грошик берегла.

1891

РОДИНА

Под небом мертвенно-свинцовым

Угрюмо меркнет зимний день,

И нет конца лесам сосновым,

И далеко до деревень.

Один туман молочно-синий,

Как чья-то кроткая печаль,

Над этой снежною пустыней

Смягчает сумрачную даль.

1896

Пустыня, грусть в стопных просторах.

Синеют тучи. Скоро снег.

Леса на дальних косогорах,

Как желто-красный лисий мех.

Под небом Низким, синеватым

Вся эта сумрачная ширь

И пестрота лесов по скатам

Угрюмы, дики как Сибирь.

Я перейду луга и долы,

Где серо-сизый, неживой

Осыпался осинник голый

Лимонной мелкою листвой.

Я поднимусь к лесной сторожке —

И с грустью глянут на меня

Ее подслепые окошки

Под вечер сумрачного дня.

Но я увижу на пороге

Дочь молодую лесника:

Малы ее босые ноги,

Мала корявая рука.

От выреза льняной сорочки

Ее плечо еще круглей,

А под сорочкою — две точки

Стоячих девичьих грудей.

1888

При свете звезд померкших глаз сиянье,

Косящий блеск меж гробовых ресниц,

И сдавленное знойное дыханье,

И это сердце — сердце диких птиц!

1898

ПОЭТ

Поэт печальный и суровый,

Бедняк, задавленный нуждой,

Напрасно нищеты оковы

Порвать стремишься ты душой!

Напрасно хочешь ты презреньем

Свои несчастья победить

И, склонный к светлым увлеченьям,

Ты хочешь верить и любить!

Нужда еще не раз отравит

Минуты светлых дум и грез,

И позабыть мечты заставит,

И доведет до горьких слез.

Когда ж, измученный скорбями,

Забыв бесплодный, тяжкий труд,

Умрешь ты с голоду, — цветами

Могильный крест твой перевьют!

1886

Помню — долгий зимний вечер,

Полумрак и тишина;

Тускло льется свет лампады,

Буря плачет у окна.

«Дорогой мой, — шепчет мама, —

Если хочешь задремать,

Чтобы бодрым и веселым

Завтра утром быть опять, —

Позабудь, что воет вьюга,

Позабудь, что ты со мной,

Вспомни тихий шепот леса

И полдневный летний зной;

Вспомни, как шумят березы,

А за лесом, у межи,

Ходят медленно и плавно

Золотые волны ржи!»

И знакомому совету

Я доверчиво внимал

И, обвеянный мечтами,

Забываться начинал.

Вместе с тихим сном сливалось

Убаюкиванье грез –

Шепот зреющих колосьев

И невнятный шум берез…

1887