«Пусть это никогда не повторится!»

Выпуск 2 (заключительный).

И.А. Бунин покинул Елецкий уезд в конце октября 1917 года, когда  сельская  жизнь стала, по его словам, не только «невыносимой, но и опасной». М.М. Пришвин, наоборот, вернулся сюда в 18-м из Москвы, также спасаясь от кровавого послереволюционного кошмара.     Сначала он некоторое время пытался обосноваться  в родной  деревне  Хрущево-Лёвшино  Елецкого уезда, а затем перебрался в Елец. На страницах его дневников, как в зеркале, отразились события и впечатления того времени, причем  не только наиболее яркие  и животрепещущие, но и повседневные проблемы, с которыми сталкивалось большинство земляков, а также размышления и оценка «новой» жизни.

Первое, что по приезде бросилось Пришвину в глаза – это  изменившийся вид родных мест, приведший  в ужас.

Это изображение имеет пустой атрибут alt; его имя файла - aYFjvc99PDA.jpg

«И вот родная земля, вид её ужасный… разоренное имение, овраги, полоумные люди, которые буквально хватают за края вашей одежды, спрашивая, что же будет дальше».

Старый строй в деревнях уничтожали в основном везде одинаково. Первым делом мужики рубили в усадьбах деревья, особенно  доставалось при этом «заветным, столетним любимчикам господ», затем бушевавшая ярость выплескивалась на господские дома.

Н. Анюхин. Дом Пришвиных

«Когда пирамидальный тополь, старый – столетний сторож, не помнят, кто сажал его, — срубили, /…/ в дом вошли мужики, и начался грабеж, тащили все из дома, потом стены дома до фундамента и все кирпичи из фундамента и стены двора. Через неделю остался тут мусор и более ничего – гладкое место…»

В то время городских обывателей повергала в шок совершенно другая картина:

«Елец. Солнце близко к закату. /…/ Из слободы движется стадо коровье и разбредается по разным улицам: коровы сами идут в свои дома. Только новых коров провожают хозяева, иногда женщины, иногда мальчики или девочки. Мы смотрим в окно и на коров, и вдруг все воскликнули:

— Капитолина Ивановна!

Самая богатая барыня Ельца, Капитолина Ивановна, в шляпе, хорошем пальто и с веточкой в руке шла за коровой.

— Вот до чего дожили».

Владимиров И.А.
За чтением газеты «Правда». 1918-1923 гг.

Лозунг новой жизни «Кто был никем, тот станет всем» был с энтузиазмом подхвачен одурманенным народом. Только вот его представителями в комитетах становились, мягко говоря, далеко не лучшие,  подтверждением чему может служить фрагмент выступления на женской конференции в Ельце одной из делегаток, «бабы в красном платке»:

« — Я родом крестьянка слободы Задонской: мужик пьяница, мужик нечесаный, у мужика ума нет, а, поди вот,  куда мужик вышел, всем светом командует».

Главной заботой таких комитетчиков становилась, прежде всего, забота о собственном достатке и благополучии, достигаемым обычно за счет грабежа чужого имущества. Между собой сельчане судачили:


Владимиров И.А. Крестьяне возвращаются после разгрома помещичьей усадьбы

«В комитете служил – умел награбить!  Две бочки спирту в подвал спустил. Цветы из господского дома к себе в избу перенес. Перед окном пальму посадил и сделал предложение бедной девушке. Свадьбу справил, как у господ: господский повар Михайло обед готовил с пирогом и пирожными. Играл городской духовой оркестр музыку».

Новоявленные хозяева страны, проклиная старый режим, предавая огню помещичьи и купеческие особняки, имуществом бывших господ отнюдь не брезговали. Не только жилища комиссаров, но и райкомы украшались изящной мебелью, великолепными картинами, часами, фарфоровыми статуэтками.

«В канцелярии Райкома часы рококо с кругленькими ангелами на шифоньере. Ампир, заваленный газетами «Вестник бедноты». Возле него на голубом диване с волнистою спинкою, на грязной подушке, накрывшись полушубком, лежит председатель коммунистической ячейки. /…/ Мягкая мебель собрана из имений Хвостова, Бехтеева, Лопатина, Челищева, Поповки. Великолепные часы с инкрустацией… Барометр ртутный у окна…»

В Ельце,  комиссаром народного просвещения, по характеристике Пришвина «чувствительным человеком, исполненным благими намерениями», было издано три «замечательных» декрета:

«Первый декрет о садах: уничтожить перегородки в частных садиках за домами и сделать из всех бесчисленных садов три: Советский сад №1, Советский сад №2 и Советский сад № 3.

Второй декрет: гражданам запрещается украшать себя ветвями сирени, бузины, черемухи и других плодовых деревьев.

Третий декрет: ради экономии зерна, равно как для осуществления принципа свободы выпустить всех певчих птиц».

Декрет № 1 был выполнен немедленно:

«В саду Петрова над Сосной. Я прошел туда свободно, не знаю, как вспомнить – с какой стороны: все заборы исчезли, только остались нестираемые границы вкуса одного и другого владельца».

Следующее постановление городских властей называлось «актом ликвидации безграмотности» и касалось, как ни странно, в первую очередь нечистых на руку сограждан.

Это изображение имеет пустой атрибут alt; его имя файла - 6601ee17dc.jpg

В целях их исправления «суды постановили вместо наказания осужденным пройти курс школы грамотности при народном Университете: воры и спекулянты, пройдя школу, будто бы перестанут воровать – спекулировать».

Политическая обстановка весной и летом 1918 года в стране была неспокойной. Гражданская война, разруха, голод, а также наступление немцев и реальная угроза их оккупации  вызывали у  жителей сильное волнение и тревогу. 

Еще одним тяжелейшим испытанием стала эпидемия сыпного тифа. Несвоевременная медицинская помощь, отсутствие необходимых лекарств, вынуждавшее докторов давать «сразу кучу рецептов – что найдется», невозможность соблюдения элементарных гигиенических правил большинством населения приводила к стремительному распространению болезни.

«…четверть населения Ельца спит на соломе, в валенках, в помещениях, более месяца неотапливаемых – источник эпидемии тифа».

«- Мы на краю, это верно: вот тиф сыпной губит человека за человеком, вчера за одним столом сидели, а нынче его нет.

-Ну – те!

— Хоронят в гробах держанных: досок не хватает».

Совсем по-другому хоронили защитников советской власти.

«Сегодня на улице несли с музыкой красный гроб и речь говорили о том, что ждет такая же участь, как «товарища покойника», если не будем защищать свободу, а «товарищ покойник её защищал». В публике говорили: «Защищал – получил, и не будем  защищать – получим, как же так?»

Надо сказать, местные комиссары и коммунисты авторитетом у ельчан особо не пользовались. В маленьком городке все было на виду, и скрыть «пикантные» факты биографии или неблаговидные поступки было невозможно.

«Новости: говорят, что арест и низложение комиссара Успенского вышли через его пьянство, напился так, что хотел переехать через забор, вывалился и был подобран милиционерами».

Похожая ситуация была  и в деревне.

«Председатель Потребилки Бирюлька сказал:

-Коммунист должен быть правильный человек, не картежник, не пьяница, не вор, не хулиган, не шахтер, не разбойник, не обормот, коммунист должен быть правильный человек и средний крестьянин, чтобы он корнями держался твердо за землю».

Летом и осенью 1919 года территория Елецкого уезда стала местом сражений Красной армии с казачьим корпусом генерала Мамонтова и белогвардейскими полками Деникина. Слухи о  приближении мамонтовцев и о предстоящей безжалостной расправе их с «краснопузыми» будоражили город. Обыватели спешно прятали от греха подальше остатки имущества, красноармейцы готовились к обороне, а городские власти – к эвакуации.

«За рекою на горе – что это? Кавалерия. /…/ всадники./…/ эти всадники – наши комиссары, они высматривают сверху, нет ли близко казаков; они живут теперь там, за поломанным Лебедянским мостом в поезде /…/

Подвалы в домах набиты дезертирами./…/ Властвуют матросы, 600 человек: где-то среди ночи отняли самовар, там лампу, в женской гимназии зачем-то разбили физический кабинет /…/»

Именно в это время в Ельце произошел один комичный случай, легший в основу анекдота, записанного писателем.

«Анекдот: дети играли в красные и белые, красные вскочили на забор, крикнули: «Казаки!» — и целая рота настоящих красных солдат бросила ружья и бросилась бежать в разные стороны».

Какая власть в городе, ельчане  безошибочно определяли, не выходя из домов.

«14 октября. Покров. Покрыло наш дворик морозным кружевом. Лева спрашивает рано: «У нас белые?» — «Нет, верно, еще красные: звона нет в церквах».

Обстановка в Елецком уезде еще долго продолжала оставаться нестабильной. Еще одним  зримым сигналом возможной смены власти стал для горожан … обыкновенный медведь. Упоминание о нем встречается в дневниках   несколько раз:

«В красном обозе медведя везли, и силачи вступили с ним в борьбу».

«Вчера видели на Торговой, на юг опять прошел медведь, исхудалый, измученный, очень голодный, идет на юг в Долгоруков в наступление».

«Есть признаки новой волны: говорят, что казаки находятся под Тербунами в 8-ю броневиками, и вот-вот медведь пойдет опять на север».

Изменились и местные газеты. Уважаемые горожанами «Думский вестник» и «Елецкая мысль»,  как «не устраивающие советскую власть», были упразднены. Их место заняли «Известия Елецкого Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», «Советская газета», «Соха и молот», «Беднота».  Новые газеты регулярно публиковали декреты городских комиссаров, приказы начальника гарнизона, новости. Что касается последних, особой достоверностью они не отличались, и особенно грешила этим газета «Соха и молот», которой ельчане тут же дали другое название: «Брехня и голод».

Не лучше обстояло в Ельце и с образованием. 21 июля 1919 г. в Москву было отправлено письмо возмущенных родителей:

Это изображение имеет пустой атрибут alt; его имя файла - 987f0d074dad2f5f9dbf746cb44ded52.jpg

«Кругом непонятная, непроглядная тьма, переименовали все учебные заведения в трудовые школы, дети с января бьют баклуши, педагоги не подготовлены к этому новшеству и получилась невкусная и глупая каша».

А вот строки из дневника Пришвина: «Самое безнадежное, что и в детей не верят, не смеют даже и так сказать: «Мы – то кончены,  а вот наши дети увидят». Всякий, подумав об этом, говорит: «А что это за поколение растет без идеалов, даже без школы».

Записи в дневнике Михаила Пришвина
Рукопись дневника М.М. Пришвина

Чему учатся дети? Я думаю, они теперь учатся НЕНАВИДЕТЬ – и это лучшее и в лучших детях – ненавидеть зло: школа жизни».

Вот каким был драматический фон революционных преобразований   в Елецком уезде. Время разрухи, голода, болезней, духовной опустошенности и классовой ненависти раскалывало общество на два противоположных, непримиримых лагеря, убивало в человеческой душе сострадание и способность прощать. «Господи, помоги мне все понять, ничего не забыть и ничего не простить!» Под этими словами М.М. Пришвина могли бы поставить свои подписи многие его современники.

Елец старинный, М.М. ПришвинPermalink

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *