(о председателе I Государственной Думы Муромцеве С.А.)
Летом и осенью 1905 года в Ельце и Елецком уезде было неспокойно. В Ельце бастовали рабочие кондитерской фабрики Дякина, ткацкой фабрики Черникина, железнодорожных мастерских. Из Засосенской части города они направились к табачной фабрике Заусайлова на Манежную улицу, к заводам Криворотова и Романова, к кожевенным заводам Валуйского на Ельчике, к паровой мельнице Еремина и иконописной мастерской Трубицина… В близлежащих селах и деревнях крестьяне самовольно рубили помещичьи леса, грабили торговые лавки, поджигали господские имения. Эпизод об этих волнениях есть в повести И.А. Бунина «Деревня», изданной в 1910 году:
«Ты не слыхал, что под Ельцом — то было? На хуторе братьев Быковых?.. Помнишь небось, — картавые-то?.. Сидят эти Быковы, не хуже нас с тобою, этак вечерком, играют в шашки… Вдруг — что такое? Топот на крыльце, крик: «Отворяй!» И не успели, братец ты мой, эти самые Быковы глазом моргнуть — вваливается ихний работник, мужачинка на манер Серого, а за ним — два архаровца какие-то, золоторотцы, короче сказать… И все с ломами. Подняли ломы да как заорут: «Руки уверх, мать вашу так!» Быковы,конечно, перепугались не на живот, а на смерть, вскочили, кричат: «Да что такое?» А мужичишка свое: уверх да уверх!
И Тихон Ильич сумрачно улыбнулся и, задумавшись, смолк:
— Да договаривай же, — сказал Кузьма.
— Да и договаривать-то нечего… Подняли, конечно, руки и спрашивают:»Да что вам надо-то?» — «Ветчину подавай! Где ключи у тебя?» — «Да сукин сын! Тебе ли не знать? Да вот они, на притолке на гвоздике висят…»
Упомянул Бунин в повести и дядю своей супруги Веры Николаевны, Сергея Андреевича Муромцева: « Было начало мая; после жары завернули холода, дожди, шли над городом осенние мрачные тучи. /…/ Прежде в такую погоду по лавкам, трактирам зевали, еле перекидывались словами. Теперь по всему городу – толки о Думе, о бунтах и пожарах, о том, как «Муромцев отбил премьер-министра»…»
Сергей Андреевич Муромцев (1850 – 1910) был правоведом, земским деятелем. Уроженец Петербурга, большую часть жизни он прожил в Москве. Учился на юридическом факультете Московского университета, где с 1875 г. был доцентом, а с 1877 г. профессором римского права. В 1879 – 1892 гг. возглавлял в качестве главного редактора журнал «Юридический вестник». В 1880-е гг. принимал активное участие в деятельности земств в качестве гласного Московского и Тульского земских собраний.
Бунин хорошо знал Сергея Андреевича еще до знакомства с его племянницей. Об этом можно судить по такому факту: на визитной карточке Муромцева, переданной Бунину, есть сделанная им приписка : «Пожимает крепко руку многоуважаемому Ивану Алексеевичу и сердечно благодарит за внимание.30.IV. 1903 г.». Бунин, вероятно, послал или предал через кого-либо Сергею Андреевичу одну из своих книг. Да и впоследствии, как правило, летом, Иван Алексеевич и Вера Николаевна часто жили под Москвой — в Царицыне, где у Сергея Андреевича была огромная дача.
В 1905 году вместе с П.Н. Милюковым, Ф.Л. Головиным, И.И. Петрункевичем Муромцев стал основателем партии кадетов, являлся членом её Центрального комитета. В 1906 Муромцев был избран депутатом (от Москвы) I Государственной думы, и на её первом заседании 27 апреля был избран председателем. На выборах в Первую Думу кадеты получили большинство мест, поэтому и председателем был избран кадет. Но любопытно, что за Муромцева Дума проголосовала единогласно. А ведь в ее составе были депутаты — категорические противники программы кадетов. Но, видимо, авторитет Муромцева был настолько высок, что его избрали, невзирая на партийную принадлежность. После избрания Сергей Андреевич произнёс свою первую и последнюю речь в Думе, в которой, в частности, сказал: «Совершается великое дело; воля народа получает свое выражение в форме правильного, постоянно действующего, на неотъемлемых законах основанного, законодательного учреждения. Великое дело налагает на нас и великий подвиг, призывает к великому труду. Пожелаем друг другу и самим себе, чтобы у всех нас достало сил для того, чтобы вынести его на своих плечах на благо избравшего нас народа, на благо Родины».
По воспоминаниям И.В. Гессена, «Муромцев как бы для того и был рожден, чтобы стать председателем парламента. Красивое, с правильными чертами бледное строгое лицо, умные черные глаза, размеренная повелительная речь – каждое слово падало весомо, величественная оценка представляли на редкость гармоническое сочетание…» А вот каким запомнил его историк А. А. Кизеветтер: «Строгий, суровый, торжественный, стоял он на своём месте и вёл заседание твёрдо, в полном сознании правоты своих действий. Но, несмотря на его суровость, все члены Первой Думы не только слушались его, но и сердечно любили его. Они все чувствовали, что Муромцеву Дума была дорога, потому что ему дорога была Родина, для блага которой он пошёл в Думу».
Председательство в I Государственной думе не могло не быть тяжелым делом. У депутатов не было опыта парламентской деятельности, ещё не сложились общепринятые нормы, регламентирующие парламентские процедуры, правительство не обладало навыками общения с парламентом, а парламент не знал, как работать с правительством. Муромцеву предстояло не только направлять и вести заседания, но и нужно было сформировать аппарат Думы, её канцелярию. О напряженной и ненормируемой работе С.А. Муромцева писал в своих мемуарах адвокат М.М. Винавер: «В 11 часов он уже сидел на трибуне. Заседания идут часто дневные и вечерние. Предельных часов для заседаний нет, — их быть не может: работы так много и такой спешной. Дневное заседание кончается в 7 – 8 часов, вечернее затягивается далеко за полночь. А тут только начинается канцелярия, работа с секретарем, сношения с властями».
Обладая глубокими познаниями, Сергей Андреевич приложил колоссальные усилия к выработке думского регламента и процедурных норм. Как подчёркивал депутат I Государственной Думы Н. Езерский, «если Дума не блуждала первое время ощупью, не раскалывалась в ненужных вопросах процедуры… по возможности сокращала время, тратимое на выполнение формальностей.., то этим в значительной степени Дума обязана такту и твёрдости своего председателя».
На заседаниях первого созыва Думы поднимались крайне острые вопросы: об амнистии всех политических заключённых, отмене смертной казни, упразднении Государственного Совета, установлении ответственности Совета министров перед Думой, наделении крестьян землей.
Интересно, как после выступлений, требующих принятия решений, во время которых председатель требовал говорить уважительно, не допуская оскорбительных выражений и повышения голоса, а также чтения «по бумажке», проходил подсчет голосов. По обычаю, заведенному Муромцевым, голосовавшие «за» оставались сидеть, голосовавшие «против» — вставали. Воздержавшиеся должны были письменно уведомить об этом секретаря Думы, в противном случае они считались проголосовавшими «за». Если результаты голосования вызывали сомнение, то процедура повторялась. Если и после этого ясности не прибавлялось, производилось раздельное голосование. Голосовавшие «за» и «против» должны были выйти из зала заседаний в противоположные двери, во время чего помощники пристава Думы производили подсчет.
I Дума провела всего сорок заседаний, с 27 апреля по 8 июля 1906 года, — и была досрочно распущена манифестом государя, в котором, между прочим, говорилось, что «выборные от населения, вместо работы строительства законодательного, уклонились в не принадлежащую им область». Царь имел в виду думский аграрный проект, согласно которому значительная часть земель должна быть отчуждена у помещиков в пользу крестьян за выкуп «по справедливой оценке». Конечно, этот проект не мог не вызвать резонанса в обществе. И на Думу была также возложена ответственность за прошедшие крестьянские выступления.
И, тем не менее, она вошла в историю как первая попытка создать в стране представительный законодательный орган, а С.А Муромцев, по словам газеты «Русские ведомости» «при жизни для всех русских, для всех европейцев стал исторической личностью, потому что с его именем начинается русская конституционная история».
Умер С.А. Муромцев 4 октября 1910 года от сердечного приступа. Проводить его в последний путь пришли тысячи человек. В течение нескольких часов по центральным улицам и площадям Москвы двигалась огромная траурная процессия. Многим из присутствовавших на похоронах глубоко запали в душу проникновенные слова юриста Ф.Ф. Кокошкина, депутата I Государственной Думы от Москвы: «Сергей Андреевич Муромцев принадлежал России, но ещё раньше — и прежде всего — он принадлежал Москве. Москва ценила его и гордилась им ещё тогда, когда значение его было многим неясно. Ибо Сергей Андреевич был явлением пророческим в нашей жизни.
Он не только учил нас началам правового государства, но и предсказывал их осуществление, предсказывал не словами, нет, — но сам собою, своею личностью, всем существом своим. В те времена, когда самая мысль о народном представительстве в России казалась многим бредом, люди проницательные, видя его в Московской городской думе, в московском земстве, могли предугадать, что представительный строй близится к нам. Ибо уже тогда в лице Сергея Андреевича мы имели народного представителя, и даже более того — главу представительного собрания. Пророчество сбылось. Москва помнит ту минуту, когда она отказывалась от своих исключительных прав на Муромцева, когда она отдавала его всей России…»
Вполне вероятно, что за восемь лет, с момента смерти С.А. Муромцева и до окончательного отъезда в эмиграцию, Бунин и Вера Николаевна бывали на Донском кладбище на могиле своего знаменитого родственника, так как в дневнике Веры Николаевны 27 апреля 1911 года записано, что они в Москве присутствовали на панихиде по «дяде Сереже».