Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

САМСОН

Был ослеплен Самсон, был господом обижен,

Был чадами греха поруган и унижен

И приведен на пир. Там, опустив к земле

Незрячие глаза, он слушал смех и клики,

Но мгла текла пред ним — и в этой жуткой мгле

Пылали грозные архангельские лики.

Они росли, как смерч, — и вдруг разверзлась твердь,

Прорезал тьму глагол: «Восстань, мой раб любимый!»

И просиял слепец красой непостижимой,

Затрепетал, как кедр, и побледнел, как смерть.

О, не пленит его теперь Ваала хохот,

Не обольстит очей пи пурпур, ни виссон! —

И целый мир потряс громовый гул и грохот:

Зане был слеп Самсон.

<1903-1904>

РОЗЫ

Блистая, облака лепились

В лазури пламенного дня.

Две розы под окном раскрылись —

Две чаши, полные огня.

В окно, в прохладный сумрак дома,

Глядел зеленый знойный сад,

И сена душная истома

Струила сладкий аромат.

Порою, звучный и тяжелый,

Высоко в небе грохотал

Громовый гул… Но пели пчелы,

Звенели мухи — день сиял.

Порою шумно пробегали

Потоки ливней голубых…

Но солнце и лазурь мигали

В зеркально-зыбком блеске их —

И день сиял, и млели розы,

Головки томные клоня,

И  улыбалися сквозь слезы

Очами, полными огня.

(1903-1904)

РЕЧКА

Светло, легко и своенравно

Она блестит среди болот

И к старым мельницам так плавно

Несет стекло весенних вод.

Несет — и знать себе не хочет,

Что там, над омутом в лесу,

Безумно Водяной грохочет,

Стремглав летя по колесу, —

Пылит на мельницах помолом,

Трясет и жернов и привод –

И, падая в бреду тяжелом,

Кружит седой водоворот.

<1903–1906>

РАЗЛИВ

Паром, скрипя, ушел. В разлив, по тусклой зыби,

Сквозь муть лиловых туч румянится заря.

На темном кряже гор, в их сумрачном изгибе,

Померкнули в лесу кресты монастыря.

Оттуда по Оке пахучим дымом тянет…

Но и костер потух, пылавший за Окой,

И монастырь уснул. Темней уже не станет,

Но все же ночь давно — ночь, сумрак и покой.

Лишь брезжится закат на взгорьях сквозь верхушки,

Блестит, как ртуть, вода по лужам на песке,

Дрожит в разливе рябь, да сонные лягушки

Звенят чуть слышно в тростнике.

(1903 — 1904)

РАЗВАЛИНЫ

Над синим портом — серые руины

Остатки древней греческой тюрьмы

На юг — морские зыбкие равнины,

На север — голые холмы.

В проломах стен — корявые оливы

И дереза, сопутница руин,

А под стенами — красные обрывы

И волн густой аквамарин.

Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях;

Н весело тревожить сон темниц,

Перекликаться с эхом в подземельях

И видеть небо из бойниц!

Давно октябрь, но не уходит лето:

Уж на холмах желтеет шелк травы,

Но воздух чист — и сколько в небе света,

А в море нежной синевы!

И тихи, тихи старые руины.

И целый день, под мерный шум валов,

Слежу я в море парус бригантины,

А в небесах — круги орлов.

И усыпляет моря шум атласный.

И кажется, что в мире жизни нет:

Есть только блеск, лазурь и воздух ясный,

Простор, молчание и свет.

(1903 — 1904)

ПУТЕВОДНЫЕ  ЗНАКИ

Он ставит путеводные знаки.

Коран.

Бог для ночных паломников в Могребе

Зажег огни — святые звезды Пса.

Привет тебе, сверкающая в небе

Алмазно-синяя роса!

Путь по пескам от Газы до Арима

Бог оживил приметами, как встарь.

Привет вам, камни — четки пилигрима,

В пустыне ведшие Агарь!

Костями бог усеял все дороги,

Как след гиен среди ущелий Ти.

Привет вам, почивающие в боге,

Нам проторившие пути!

<1903-1906>

ПТИЦА

Мы привязали к шее каждого его птицу.

Коран

На всех на вас — на каждой багрянице,

На каждом пыльном рубище раба –

Есть амулет, подобный вещей птице,

Есть тайный знак, и этот знак — Судьба.

От древности, когда он путь свой начал,

Он совершал его среди гробов:

Он, проходя, следы свои означил

Зловещей белизною черепов.

Хамсин на них горячей мглою дует,

Песок, струясь, бежит по их костям.

Всем чуждая, на них сова ночует

Среди могильных ям.

1903 — 1906