Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

Выпуск 9.

Через 80 лет после кончины затворницы, по настоятельной просьбе елецкого врача Холина, которому Мелания неоднократно являлась во сне с требованием перенести гроб с её телом в церковный склеп, подвижницу решили перезахоронить.

Насельница обители, монахиня Пелагея, бывшая свидетельницей открытия святых мощей угодницы в 1916 году, рассказывала своим близким: «Докопали до гроба, а он целёхонек, достали, открыли, а матушка Мелания  лежит цела и невредима. Более того – от неё повеяло каким-то благоуханием. Дело было уже к сумеркам. И когда  священники подняли гроб, чтобы нести в храм, то над гробом ясно виден был огненный столп очень высокий и в нем все время шествия трепетал белый голубь. Опустили гроб в специально приготовленный склеп, но видно, не было на то воли Божией, чтобы почивала матушка Мелания под спудом. Оба работника, что спустились запечатывать склеп, так и упали замертво. Еле отошли. И тогда решили поставить гроб с её телом посреди монастырского храма. О, Боже мой! Сколько людей приходили приложиться к новообретённым мощам угодницы Божией. Целую неделю они открыто стояли в храме. А сколько исцелилось в те дни: и хромые, и слепые, и бесноватые. Всё это регистрировалось. И Святейший Синод, после тщательного осмотра, решил мощи угодницы Мелании признать нетленными.  После стояния её мощей в храме, их снова опустили в склеп, что находится под храмом, и замуровали в нём».

Канонизации затворницы  Мелании помешала революция и последовавшая за ней гражданская война.   На Знаменский монастырь обрушились гонения. Первые годы  было более – менее терпимо, монашеская община, хоть и сильно поредевшая, продолжала здесь жить. В марте 1929 года  местные власти, приняв окончательное решение о его закрытии ,  храм опечатали, с колокольни сбросили колокола, а монахиням велели немедленно покинуть обитель. Территорию переименовали в «Рабочий городок», заселив    городской голытьбой.

И на Каменной горе все стало стремительно меняться.    Как писал Д.И. Нацкий, «деревянные домики монашек, где они жили по двое – трое и больше, очень быстро стали разрушать новые квартиранты. Стоило дому освободиться, как его разламывали соседи, чаще всего просто на топку. Разрушены были и двухэтажные дома. Жить в городке стало опасно из-за участившихся краж.

Городские власти за порядком не следили. Разрушали и перила каменной лестницы, ведущей в бывший монастырь из красивого чугунного литья».  Вот тогда-то и вспомнили ельчане о пророчестве последней  монастырской старицы, блаженной Варвары, которая говорила, что от  обители останется только звонарница, да ограда.

Старожилы рассказывают, что коммунисты очень хотели вскрыть склеп, где покоилась затворница Мелания и осквернить её мощи. Узнав об этом, группа ельчан в одну из ночей тайно перезахоронила гроб с её телом недалеко от фундамента Знаменского храма. Один из участников, житель Черной слободы, рано утром привел на новое место погребения затворницы свою шестилетнюю внучку, велел его хорошенько запомнить и добавил: «Я уже старый, долго не проживу, а ты, может быть, доживешь до лучших времён, расскажешь тогда, где мы спрятали матушку Меланью. Она ведь до сих пор нетленна. Когда мы гроб вынимали, он сбоку немного треснул и была видна её рука».

Явившись через несколько дней вскрывать склеп, местные безбожники были неприятно удивлены и озадачены, обнаружив его пустым. Злость и раздражение выместили на часовне, бывшей на месте её прежней могилы.

В 1937 году многие насельницы, оставшиеся в Ельце, были репрессированы.

Настоятельница обители, игуменья Антония ( при которой перезахоранивали затворницу Меланию), пройдя тюрьму и ссылку, по возвращении в Елец, на Каменную гору, приняла мученическую кончину.

В 1943 году был разрушен и взорван Знаменский храм.

Выпуск 8.

      Знаменский монастырь по праву считался по всей округе оплотом православия. Сестры, которые здесь подвизались, нередко достигали таких  высот святости, что к ним за молитвенной помощью, советом и духовным утешением  обращались не только ельчане, но и многочисленные паломники.

В истории монастыря сохранились имена некоторых таких  насельниц: монахинь Олимпиады и Елизаветы, схимонахини Магдалины, блаженных стариц Василисы, Феоктисты, Варвары, и,  конечно же, великой елецкой подвижницы, затворницы Мелании.  

     Родилась  она в 1759 году неподалеку от Каменной горы, в Ламской слободе   в бедной семье однодворцев Памфила и Феодосии Пахомовых.  Родители рано умерли, оставив на попечение  старшего  сына двух малолетних сестер. Безрадостной, в тяжелом труде и лишениях, была их жизнь в семье брата. Единственным утешением была возможность сходить в монастырь, излить там в молитве свою печаль и скорбь, да побеседовать с матушками, которые их очень любили.  Старшую, Меланию, которая была трудолюбива и хороша собой, как только ею стали интересоваться потенциальные женихи, брат решил выдать замуж. Но девушка, понявшая с раннего детства суетность и быстротечность земной жизни, выбрала другой путь.  В 1778 году она тайком  ушла на Каменную гору и  поступила в число сестер.

С первых дней пребывания в обители   началась  её подвижническая  жизнь. Следуя наставлениям стариц, молодая инокиня всё время проводила в труде и непрестанной молитве,  стремясь к  духовному совершенству.  Пост по уставу  постепенно показался слишком легким. Сначала она отказалась от овощей, а впоследствии и от ещё  одного небольшого утешения —  чая, перейдя только  на хлеб и воду.  Днем без устали трудилась на послушаниях, а   ночью,   сведя отдых к минимуму, при свете звёзд под открытым небом   горячо молилась  Богу.   Следом за  старшей, сделала свой выбор и младшая сестра Екатерина. 22 года  она провела в обители вместе с Меланией,  находясь  под её  руководством .  Кроткие, трудолюбивые сестры-молитвенницы,    носившие старые, обветшавшие  одежды с многочисленными заплатами, думали  только об одном: как  получить вечное спасение и угодить Господу. После  смерти Екатерины, которая перед кончиной увидела, как на небе открылись райские врата, Мелания с благословения Задонского затворника Георгия (Машурина), который своими письмами руководил её жизнью и подавал советы, 6 августа 1819 года ушла в совершенный затвор.

     17 лет в посте и непрестанной молитве, всецелом самоотвержении, в устремлении ума и сердца к Богу, при полном самоотречении и постоянной борьбе со страстями…    Дневной свет практически не проникал в её тесную холодную келью-избушку;  пища, которую ставили на порог  поздно вечером,  и за которой она выходила, накинув на себя с  головой  плотное длинное покрывало, была  крайне скудна; ночью, чтобы ненароком не заснуть от усталости, она привязывали себя за волосы к высокому  крюку в стене.   Затвор обычно  считается уделом мужчин, как более сильных духом.  Мелания стала единственной монахиней  в православии, которая  подвизалась в нем  столь  долгое время.   Высотой аскетических подвигов она стяжала многие благодатные дары, в том числе дар прозорливости.   Люди из разных городов России шли к  её убогой келье и, задавая вопросы через маленькое окошечко, получали советы и наставления, необходимые для спасения, а также   благодатные исцеления  по её молитвам.

Достигнув высот духовной жизни, затворница Мелания 11 июня 1836 года тихо и мирно скончалась. Её просветленное лицо, устремлённое к образу Спасителя, выражало небесную радость. Дивное знамение сопровождало её кончину.  Путники, возвращающиеся из Задонска, увидели огненный столп, стоявший над Каменной горой. А монастырский священник, пришедший   в последний раз причастить  подвижницу, обратил внимание на то, что погасшая от сильного ветра свеча ярко  загорелась сама  на пороге  её келии. Запомнилось всем и погребение  из-за многочисленных  исцелений больных.

    Затворница Мелания была похоронена на старом монастырском кладбище, находящемся  в восточной части обители. В 1872 году почитателями праведницы на её могиле был установлен памятник, изготовленный   на заводе братьев Криворотовых: чугунная часовня в виде маленькой кельи белого цвета, увенчанная крестом.

Внутри  перед  Распятием горела  неугасимая лампада.   Снаружи, на восточной стене памятника, вверху,  было сделано маленькое портретное золотое изваяние  затворницы, а по всей стене  крупными золотыми буквами написаны слова из 27 псалма: «Благословен Господь, ибо Он услышал глас молений моих. На Него уповало сердце мое и Он помог мне».  

    Паломники, приезжавшие в обитель издалека,  обязательно приходили к часовне поклониться Меланьюшке,  как её ласково называли, попросить её ходатайства перед Богом, помощи в болезни и житейских нуждах. Несомненно,  Иван Алексеевич Бунин, который  посещал   Каменную гору и гимназистом, и взрослым, конечно,  слышал о ней и бывал  на могиле.

Выпуск 7.

Интересные  воспоминания о посещении монастыря есть в автобиографической рукописи уроженца Ельца, профессора, заведующего кафедрой биологии Воронежского университета Константина Васильевича Скуфьина. Описываемая жизнь обители датируется приблизительно 1908 – 1912 годами.

   «/…/ мы с мамой направились к монастырю, окруженному каменной стеной и тыловой безоконной стороной различных строений в белой штукатурке. Над воротами в стене была большая икона. С обеих сторон ворот сидели нищие разного пола и возраста, протягивающие руку за подаянием. /…/

За воротами, в которые мы вошли, перекрестившись, было нечто вроде короткого тоннеля под строением. Здесь также сидели нищие и ещё две монашки с копилкой. Далее был обширный двор, вымощенный булыжником, сквозь который пробивалась травка. Прямо перед нами была белая церковь с колокольней, а по краям шли кельи для монашек. Мы зашли в церковь, постояли минут десять, поставили свечку, а потом пошли к нашей родственнице, которая жила в келье на втором этаже. Помню небольшую спаленку с одним окном и небольшую кухоньку, в которой можно было разогреть обед, приготовленный в общей большой кухне внизу. Мы расположились в довольно просторной двухоконной столовой с видом на город через стену.

В ней был небольшой стол, иконы в углу, литографии святых мест на стене, стулья, покрытые холстинными чехлами, пяльцы для вышивания в углу у входа, на полу плетеные из лоскутных лент постилки.

Все было очень скромно, чисто, аккуратно. Сама монашка, одна из троюродных сестёр мамы, имела бледное лицо – плод малоподвижной жизни, долгих молений и ещё более долгих, на всю ночь, чтений псалтыря над покойниками, одним из источников дохода монашек, наряду с кружевоплетением и другим рукоделием, в котором они были непревзойденными мастерицами. На обед хозяйка кельи подала нам лапшу с головой осетра, картофельные котлеты с клюквенным киселем и, в заключение, душистый чай на травах с рыбной кулебякой. Все было приготовлено отменно.

    Выйдя во двор, мама надумала посетить келью знаменитой на всю округу старицы, про которую говорили, что она правильно предсказывает все события переменчивой судьбы. Эта келья  была в нижнем этаже напротив, вход почти вровень с землёй, с небольшим порожком.

Дверь из двух половин была широко открыта, и перед ней стояла группа ожидающих своей очереди богомольцев. Келья была небольшая, в ней на кровати сидела полуприкрытая одеялом в холстинковой рубахе старица с какими-то пронзительными глазами. Здесь же в сторонке сидели ещё две или три монашки в обычном черном одеянии, которые принимали от очередного посетителя приношения – узелки с продуктами, кусок холста, реже деньги. Приходившие мужчина или женщина, иногда и оба вместе крестились в угол на иконы и садились на табуретку, задавая какой-нибудь вопрос. Старица отвечала непрямо, какими-то намеками. Пришедшие пытались задавать дополнительные вопросы, но получали вновь неясные ответы и выходили из кельи в некоторой растерянности. Однако группа ожидающих, невольно посвященная в вопросы и ответы, принималась расшифровывать намеки старицы, причем один толковал так, другой иначе, третий совсем по-своему, тем не менее каждый склонялся к тому пояснению, которое было ему по душе, и уходил, перекрестившись на храм, вполне довольный.

Ещё я вспоминаю другой поход в монастырь, на этот раз в будний день, притом постный и неторговый.

В монастыре было тихо, безлюдно, все монашки сидели по своим кельям и занимались делами. Обед был скромный – щи из кислой капусты и котлеты из сырого картофеля, фаршированные сухими грибами, с грибной же подливкой и несколькими маслинами. После обеда с  чаем наша родственница провела нас в церковь на раннюю вечерню, где тоже было просторно и тихо, в боковом приделе шла негромкая служба без хора, позвеньковали самые малые колокола, царила атмосфера задумчивости и некоторой грусти».

Выпуск 6.

Конец XIX — начало ХХ были временем расцвета и известности Знаменского монастыря. В его собственности находилось 3 десятины 1810 саженей земли, а сам он представлял собой большой благоустроенный жилой поселок с двумястами деревянными домами. В его стенах искали спасения 310 насельниц: 254 послушницы и 54 монахини, руководимые настоятельницей в сане игумении.

Со стороны города обитель была похожа на кремль или какой-то средневековый замок.

Все здания внутри содержались в образцовом порядке. Как отмечал В.И. Немирович – Данченко, «каждый дом строили не по общему плану, не на один раз для всех  утверждённому рисунку, а как  хотелось его хозяйке.

То узенький, в два этажа, по два, по три окна в каждом, то низенький и длинный, то с высокими, острыми, то пологими крышами. И всякая клетушка чувствует свою соседку локтем. Постаревшие – осесть, покривиться не могут – рядом стоящие крепко держит их под руки. Каждый домик в свою краску расписан: голубые, зелёные, красные, серые, бревенчатые, тесом обшитые – но все с крылечками в наружу, то под пестрым навесом, то совсем простенький.  /…/Перед некоторыми – палисадники».  В палисадниках росли самые красивые в городе цветы и стройные деревья, что придавало необычную живописность каменистой  местности… 

Кругом была удивительная чистота. Двор вокруг храма, дорожки к кельям были выложены большими тесаными белыми плитами. Каждую субботу, а также перед праздниками матушки тщательно их промывали, а в будничные дни ограничивались  подметанием. Тишина, покой, благоухающий ароматами цветов воздух, сочная зелень травы и листвы иноческого городка производили неизгладимое впечатление на всех, кому посчастливилось там побывать.

    Ельчанка  Нина Тихоновна Дементьева  рассказывала: «Вспоминая своё детство, я всегда вспоминаю наши приходы в монастырь. Мне всё там нравилось. Необыкновенная чистота и красота. Казалось, там даже воздух был не такой, как в городе.

    Знаменский монастырь был не общежительный. Каждой монахине давали послушание, но жить она должна была на свои средства. В монастыре было много келий. Келья представляла собой небольшой деревянный домик с несколькими комнатами. В одной келье матушки и послушницы жили по 3 – 5 – 6 человек. Жили они по-разному, и, как правило, на содержании у купцов. Одни были  побогаче, другие победнее, в зависимости от состояния и щедрости своих благодетелей. Елецкие купцы занимались благотворительностью, не забывали монастырь. Матушки жили на их подаяние, и день и ночь молились за них.

   Питались они, в основном, овощами. Молоко и рыба – в праздники и разрешенные дни. Готовили уху, заливное из рыбы.

   В кельях обстановка была очень скромной. Железная кровать, покрытая простым одеялом, шкаф с книгами, нехитрая утварь и очень много икон. Зато все было вычищено, выскоблено, постилочки чистые, все ухожено. В святом углу – треугольный столик, на котором лежали Евангелие и другие церковные книги. Кельи преображались на Пасху и Рождество. Кровати застилались белыми покрывалами, а на черные металлические спинки надевались белые накрахмаленные чехольчики. Комнаты становились ослепительно чистыми и нарядными. Везде горели лампады. Матушки очень любили кошек.  В каждой келье жили кошки, которые спасали их от мышей.

Вся жизнь насельниц монастыря заключалась в молитве. Далеко за полночь в кельях был виден свет горящих лампад и силуэты матушек, молящихся на коленях. В свободное от молитвы время матушки занимались рукоделием.

   Одевались они очень скромно. Длинная рубаха, сверху – платье прямого покроя с длинными рукавами. Надевалось оно через голову и подвязывалось пояском. Все шилось из простой ткани – ситец, бязь. В этой одежде они ходили дома, в церковь надевали черную мантию и клобук. Церковь посещали рано утром и вечером, днем молились дома. Монастырь жил тихой размеренной жизнью».