Виртуальная выставка «Есть в женщине какая-то загадка»
К 125-летию «Государственного Русского музея»
Русский музей в Санкт-Петербурге считается первым музеем русского искусства и художественного творчества государственного значения. История его возникновения начинается с императорского решения Александра III. Бытует мнение, что мысль об открытии Русского музея завладела Александром III в 1889 году после приобретения очередного полотна для своей обширной коллекции. Обнаружив, что для новых предметов искусства в залах Зимнего дворца места уже недостаточно, император озвучил идею об открытии всенародного государственного музея, экспозиции которого включали бы лучшие шедевры, доступные для просмотра каждому и подтверждающие успех, и высокий статус русской культуры в мире. Богатейшая коллекция музея включает большое количество картин известных художников.
В праздничный день, 8 марта, предлагаем посмотреть виртуальную выставку некоторых портретов очаровательных представительниц прекрасного пола из собрания Русского музея. Каждая из них в жизни была удивительной и неповторимой. Художники смогли передать не только красоту облика женщин, но и души, что во все времена привлекает внимание окружающих. Любая женщина — это загадка, которую так хочется отгадать…
Есть в Женщине, какая-то загадка, Без Солнца, как студеная река… И в этом суть, а может быть отгадка, С древнейших дней и может на века…
В весенний день, она подобна птице, С рассветом, -спозаранку на крылАх… С теплом и долгожданным Солнцем, Щебечет птицей, с песней на устах…
Ее, как птицу, тянет в небеса, Когда ветра и шлет привет, погода… И снова, улетает за леса, В ее полете,-вешняя природа…
Есть в Женщине, какая-то Загадка, Не разглядеть, без жаркого огня… И в этом суть, а может быть, отгадка, Ее рутинного распятья-бытия…
Через несколько лет после революции 1917 года Бунин и Шаляпин, правда, с разницей в два года, оказались в эмиграции. И, если писателя преследовала нужда, великий оперный певец, благодаря гастролям и многочисленным концертам материально не нуждался.
Был ли он счастлив Шаляпин на чужбине? По свидетельству современников, складывалось впечатление, что даже в своей квартире, в одном из чудеснейших кварталов Парижа, ему чего-то очень важного постоянно недоставало. Один из его близких друзей вспоминал:
«Мы с ним много ездили в поисках дачи и по Франции и за границу. Он все искал себе имение, чтобы «было похоже на Россию». Россию он любил страстно, все время тосковал о ней. «Я не понимаю, — говорил он, — почему я, русский артист, русский человек, должен жить и петь здесь, на чужой стороне. Ведь как бы тонок француз ни был, он до конца меня никогда не поймет. Да и там, в России, понимала и ценила меня по-настоящему галерка. Там была моя настоящая публика. Для неё я и пел. А здесь галерки нет».
Успокоения не было, душа болела, несмотря на то, что был он, по словам А. Седых, щедро награжден Господом: «голосом – единственным в мире по сил и красоте, внешностью необыкновенною, умом острым, талантами разнообразными».
Одним из талантов было умение Федора Ивановича виртуозно гримироваться. Делал это он всегда самостоятельно, причем так, что воплощаемый им образ казался реальным. И было тем это более поразительно, что не всегда Шаляпин хорошо знал историю своего героя. Об этом рассказывал Буниным С.В. Рахманинов. В дневнике Веры Николаевны есть следующие строки от 3 августа 1929 года:
«Только что вернулись из Канн./…/ Подъехали Рахманиновы /…/ Сергей Васильевич много говорил о Шаляпине. /…/ Рассказывал, как Шаляпин роли придумывал.
Нужно играть Олоферна – он об Олоферне ничего не знает – ему Савва Мамонтов говорит: нужно, точно с фрески сошел. Шаляпин ухватил и стал вести роль с угловатыми движениями. /…/ Нужно ему было готовить речь Сальери, а он и понятия не имеет, что за человек, какой грим. Врубель на листе почтовой бумаги нарисовал Сальери, и Шаляпин так и стал гримироваться. Гримировался он изумительно, по пути к Грозному он был Листом. Как он это делал, не объяснял».
Эту тайну преображения в гримёрке немного приоткрыл в воспоминаниях Андрей Седых: «Мы пришли за час до спектакля. Шаляпин уже гримировался. Это была очень медленная и кропотливая процедура, причем работал он над своим лицом, как художник над полотном. Делал широкие мазки, вблизи это могло казаться грубоватым, но со сцены грим не был заметен, так натурально и естественно выглядело его лицо.
На наших глазах белобрысый волжский богатырь постепенно превращался в усатого Рыцаря без страха и упрека со впавшими щеками и провалившимися глазами или в черноволосого, жестокого полутатарина Бориса…»
И он же утверждал: «Исключительный свой талант драматического артиста, собственно игру, Шаляпин в себе не особенно ценил. Пение для него всегда было на первом месте, превыше всего. И замечательно: Федор Иванович, весьма любивший всяческое перед собой преклонение, по отношению к своему собственному искусству был критиком строжайшим, ничего себе не прощал». Хотя, мнение тех, с кем был дружен, было для него немаловажным. Единственным же человеком, перед которым он преклонялся и благоговел, был Сергей Рахманинов. Однажды он признался: «Рахманинов – это гора, горище. Я в жизни никого не боюсь, а перед ним трепещу».
В начале декабре 1933 года по пути в Стокгольм за Нобелевской премией Иван Алексеевич навестил старого друга в Гамбурге. Об этом визите Вера Николаевна записала в дневнике 3 декабря:
« … заезжали к Шаляпину. Я не видела его/…/ почти ровно 18 лет. Он пострел, но приобрел более, я бы сказала, организованный вид и в лице и в манерах. Был любезен, гостеприимен. Квартира богатая, с редкими вещами. Кабинет с камином, высокое огромное окно, как в студии художников. Деревянная лестница куда-то, наверху на перила наброшен гобелен. Угощал нервно, порывисто медом, белым вином, которое сам пил, несмотря на диабет /…/ одет был изысканно. Темные брюки, бежевый пиджак, сшитый очень хорошо. Зеленая рубашка и в тон галстук – продолговатая клетка зеленая и черная.
Столовая тоже огромная, освещена тускло. Есть фарфор русский. Поражает высота комнат . /…/
Говорили о Горьком. Они с Шаляпиным переписывались ещё 2 года тому назад. Шаляпин или не понимает или делает вид, что не понимает ничего в политике – «Я думал, что эти люди действительно хотят блага народу. Я мужик, крестьянин. А у них Бог знает что. Горький звал назад. Я отказался».
В июне тридцать седьмого года Бунин видел Шаляпина на сцене в Париже последний раз. «Он давал концерт, пел то один, то с хором Афонского. Думаю, что уже и тогда он был тяжело болен. Волновался необыкновенно ./…/Из-за кулис он прислал мне записку, чтобы я зашел к нему. Я пошел. Он стоял бледный, в поту, держа папиросу в дрожащей руке, тотчас спросил (чего прежде, конечно, не сделал бы):
— Ну что, как я пел?
— Конечно, превосходно, — ответил я. И пошутил: — Так хорошо, что я все время подпевал тебе и очень возмущал этим публику.
— Спасибо, милый, пожалуйста, подпевай, — ответил он со смутной улыбкой. — Мне, знаешь, очень нездоровится, на днях уезжаю отдыхать в горы, в Австрию». Но не помогли ни отдых, ни лечение. Смертельный недуг, рак крови, постепенно брал своё.
«В последний раз я видел его месяца за полтора до его кончины, — навестил его, больного, вместе с М. А. Алдановым, — вспоминал Иван Алексеевич.- Болен он был уже тяжело, но сил, жизненного и актерского блеска было в нем еще много. Он сидел в кресле в углу столовой, возле горевшей под желтым абажуром лампы, в широком черном шелковом халате, в красных туфлях, с высоко поднятым надо лбом коком, огромный и великолепный, как стареющий лев».
За долгую творческую жизнь Шаляпин создал галерею поразительных по силе воздействия сценических образов, спел бесчисленное множество камерных произведений, многие из которых записаны на пластинки.
Во время одной из последних парижских встреч с Буниным, Федор Иванович « завел граммофон, стал ставить напетые им в прежние годы пластинки и слушал самого себя со слезами на глазах, бормоча:
— Неплохо пел! Дай Бог так-то всякому!»
Скончался Федор Иванович 12 апреля 1938 года в Париже и был похоронен на парижском кладбище Батиньоль. В 1984 году прах перезахоронили на Новодевичьем кладбище Москвы.
«Незабываемый чудо-артист, с истинно сказочным дарованием» — так великолепно охарактеризовал Шаляпина в 1938 году Сергей Рахманинов. И добавил: «Для будущих поколений он будет легендой».
19 февраля состоялся Спектакль «Евгений Онегин» | Большой тур, ставший большим событием в культурной жизни Ельца. За несколько часов до его начала трое молодых артистов «Московского театра комедии» посетили наш музей. Среди них была замечательная актриса Мария Кононова, исполнительница роли Татьяны Лариной. После экскурсии она написала отзыв со словами благодарности. «Музей произвел очень большое впечатление, нам очень, очень понравилось! Даже не ожидали, что здесь так хорошо, уютно и душевно! Мы узнали много нового и интересного об Иване Алексеевиче и прошлой эпохе,» — сказали на прощание гости. И добавили: «Надеемся, что приедем сюда еще».
Плотный гастрольный график Шаляпина и странствования по разным странам Бунина не позволяли им часто видеться, но, при первой возможности, друзья встречались и в кругу знакомых, и на театральных премьерах. Так, 5 ноября 1902 г. состоялась премьера пьесы Л.Н. Толстого «Власть тьмы» в Художественном театре. Валерий Брюсов отметил в дневнике: «Юргис Балтрушайтис был в понедельник у Андреева. Там были все великие: Скиталец, Горький, Шаляпин, Бунин etc… Видел их всех, кроме Горького, на первом представлении «Власти тьмы»…»
Вечером 3 декабря 1902 года в Большом театре состоялся бенефисный спектакль Ф.И. Шаляпина, который исполнял главную роль в опере А. Бойто «Мефистофель».
Шаляпин в роли Мефистофеля
Бунин присутствовал на спектакле и на банкете в ресторане И.Я. Тестова, где продолжилось чествование певца. А.М. Горький, приветствуя Федора Ивановича, вручил ему на память оформленный в древнерусском стиле поздравительный адрес от группы литераторов, в числе которых была и подпись Бунина.
16 декабря 1904 года Иван Алексеевич слушал в Большом театре оперу А.Г. Рубинштейна «Демон», главную партию в которой пел Ф.И. Шаляпин. Успех был потрясающий.
А. Серебров вспоминал: «В антракте перед третьим действием происходило чествование бенефицианта. /…/ Все, кто был в нашей ложе, — Горький, Бунин, Андреев, Скиталец и несколько дам, — отправились за кулисы поздравлять Шаляпина».
Февраль 1912 года Бунин с Верой Николаевной провели на Капри. Первый же день этого месяца порадовал встречей с Шаляпиным. О его приезде известила жена Алексея Максимовича Горького, прислав записку с просьбой непременно прийти вечером.
Племянник Бунина Николай Пушешников записал об этом в дневнике:
« В восемь часов вечера мы пошли к Горькому. Войдя в прихожую, я увидел – и сразу же узнал – через открытую в столовую дверь чью-то громадную спину, широкие, полные плечи и большую голову в слегка взбитых жидких волосах желтоватого цвета, с проседью на висках. /…/ Шаляпин встал и, поцеловавшись с Иваном Алексеевичем, сказал: «Здравствуй, Ванечка!» — «Ну а как ты, Федор! И т.д. Начался обычный разговор, сделавшийся сразу многоголосым. /…/ Постепенно стали приходить ещё некоторые русские и скоро в этой комнате уже негде было поместиться».
На Капри у Горького
Об этой встрече Иван Алексеевич на следующий день лаконично сообщил старшему брату Юлию: «Вчера провели вечер с Шаляпиным – пришел на яхте с молодым Терещенко из Монте-Карло».
Побывали после этого Бунины и в знаменитом каприйском Лазурном гроте.
Карл Фридрих Зейферт. Голубой грот (1860)
«Вчера мы (Горький, Бунин, Муромцева и я) заплывали на лодке в Лазурный грот. Лодочник рассказывал (знакомый Горького, он сам его и нанимал нас везти), в этом гроте пел Шаляпин, стоя в лодке», — делился впечатлениями Н. Пушешников Ю.А. Бунину в письме 17 февраля.
По возвращении домой, 1 марта 1912 года, Бунин в интервью газете «Одесские новости» рассказал о поездке на Капри, встречах с Горьким и Шаляпиным:
«К нему /Горькому/ часто наезжают знакомые друзья. В мою бытность, например, его посетил Шаляпин, внесший своей бодростью, весельем и мощью много оживления. /…/
Шаляпин и Горький
Кстати, у Шаляпина и Горького возникла интересная мысль – написать оперу о Ваське Буслаеве. Они и меня втягивали в это дело. Вопрос, впрочем, решится с приездом ожидающегося на Капри Глазунова, которому будет, конечно, предоставлена самая ответственная работа. О своем участии в этой затее я пока сказать ничего не могу. А дело интересное!»
Иван Алексеевич прекрасно знал, что когда за дело берутся профессионалы, результат должен быть впечатляющим. К тому же, десять лет назад, 26 января 1902 года на концерте в Большом зале Консерватории Шаляпин с успехом исполнил музыкальную композицию А.Т. Гречанинова «На распутье» на слова Бунина. Иван Алексеевич в это время жил в Одессе и известие об этом получил из письма Н.Д.Телешова.
28 октября 1912 года в Москве торжественно отмечалось 25 лет с начала литературной деятельности И.А.Бунина. Среди множества поздравлений была и приветственная телеграмма от Федора Ивановича:
«Дорогой друг Иван Алексеевич прими мое сердечное поздравление с торжественным празднованием твоей славной деятельности шлю тебе пожелания здоровья и счастья на многие годы и крепко тебя люблю».
Февраль 1913 года Бунины и Пушешников вновь проводили на Капри. И там, к большой радости, снова оказались вместе со старыми друзьями. Пушешников писал Юлию:
«Приехал Шаляпин. Видел его уже три раза. 9-го мы обедали у него в отеле. В отдельной зале». По словам Николая Александровича, вначале на обеде было невесело из-за плохого настроения Горького: «он был уныл, натянут, мрачен и неразговорчив (всегда таков в обществе знаменитостей)».
Капри
И только благодаря Бунину, разряжавшему обстановку шутками, «к концу вечера оживился и Шаляпин. Читал «Дон-Жуана» Пушкина, напевал, рисовал свой профиль и т.д.» Потом Иван Алексеевич и Шаляпин (уже подвыпившие) стали петь малороссийские песни». Бунин пел, или, вернее, кричал, по словам Пушешникова, настолько громко, что Шаляпина почти не было слышно. « В час ночи перешли вниз, в комнату, где стояло пианино. Шаляпин под свой аккомпанемент спел пять вещей: «В могиле э. мрачной» Б., «Я не сержусь», романс Брамса, «Ноченьку» и «Ах, как я да молоденька была». Комната была маленькая, народу много и голос его терялся. Потом опять наверху пили вино. /…/ Ушли мы от Шаляпина в четыре часа ночи».
Ответный обед Шаляпину Бунин устроил на вилле «Серафина» спустя несколько дней. Вспоминая об этом, он писал: «Мы дали обед в честь его приезда, пригласили Горького и ещё кое-кого из каприйской русской колонии. После обеда Шаляпин вызвался петь. И опять вышел совершенно удивительный вечер. А в столовой и во всех салонах гостиницы столпились все жившие в ней и множество каприйцев слушали с горящими глазами, затаив дыхание».
По свидетельству Пушешникова, пение оставило необыкновенное впечатление, ибо пел он «прекрасно, величественно, могущественно, нежно. Спел арию из «Дон-Карлоса», «Д. Гренд.», «Серенаду» Шуберта».
Капри
Об этом удивительном концерте спустя несколько дней, 17 февраля, Бунин упомянул в письме одесским друзьям Б. Е.И. Буковецкому и П.А. Нилусу: «Жил Шаляпин неделю. Я ему закатил обед – он пел после обеда часа два».
«Федор Шаляпин – лицо символическое … в русском искусстве Шаляпин – эпоха, как Пушкин» — так писал в одном из писем А.М. Горький об этом изумительном русском певце и выдающемся актере, реформаторе музыкального театра. Кстати, именно Алексей Максимович стал невольным поводом знакомства И.А. Бунина и Ф.И. Шаляпина.
8 ноября 1901 года Бунин вместе с литераторами Л.Н. Андреевым, Н.Д. Телешовым, К.П. Пятницким и переводчиком А. Шольцем прибыл в Подольск для встречи с Горьким, ехавшим из Нижнего Новгорода в Крым для лечения. Полиция, напуганная проводами на нижегородском вокзале, превратившимися в политическую манифестацию, не пропустила в его Москву и задержала на станции с целью пересадки на другой поезд.
Как вспоминал Н.Д. Телешов, «сюда же, на свидание с Горьким, приехал и Ф.И. Шаляпин. Здесь, на платформе станции Подольск, мы все с ним и познакомились». Проводив Горького на севастопольский поезд, писатели уехали в Москву. Бунин и Шаляпин довольно быстро нашли общий язык и по приезде в столицу, продолжили знакомство в ресторане, где и провели всю ночь. У них оказалось немало общего, начиная с возраста. Шаляпин был моложе Бунина всего на два с половиной года, но очень близок независимостью суждений, артистическим даром, редким талантом и работоспособностью. По его словам, «работать — это… десятки, сотни раз повторять одно и то же до тех пор, пока получится хорошо». Расстались они уже друзьями.
Спустя несколько дней,13 ноября, Федор Иванович получил письмо от Бунина с приглашением посетить заседание литературного кружка «Среда»:
«Дорогой Федор Иванович, позволь тебе напомнить, по общей просьбе моих товарищей, к которой, конечно, от всей души присоединяюсь и я, — о твоем обещании посетить наш завтрашний вечер. Мы, т.е. небольшая компания пишущих, собираемся так еженедельно (по средам) на квартире Ник. Дмитр. Телешова /…/ для небольших чтений, разговоров и скромной выпивке и все будем чрезвычайно рады тебе. Если ты свободен весь вечер, поедем часу в 9-м. Могу заехать за тобой, или заезжай ты ко мне в Большую Московскую гостиницу /…/. Если не свободен – приезжай хоть попозднее, хоть на часок».
Шаляпин не отказался. Приехал, посмотрел, послушал. Дружеская атмосфера, царившая там, пришлась по душе. На «Средах» он стал желанным и нередким гостем. Более того, получил даже своеобразное прозвище, которое давали только постоянным членам кружка. И если Бунин там был «Живодёркой» за острый язык и критику, то Шаляпин — «Разгуляй». Смысл этой шуточной клички как нельзя лучше раскрывал одну особенность характера непревзойдённого оперного баса – жить с размахом, широко, не жалея сил, здоровья и времени. По воспоминаниям Ивана Алексеевича, «тратил он себя все-таки порядочно. Без умолку говорить, не давая рта раскрыть своему собеседнику, неустанно рассказывать то то, то другое, все изображая в лицах, сыпать прибаутками, словечками, — и чаще всего самыми крепкими, — жечь папиросу за папиросой и все время «богатырствовать» было его истинной страстью».
27 ноября 1902 года в интервью «Киевской газете» Иван Алексеевич, говоря о традиционных встречах писателей, упомянул и Шаляпина:
«Литературных собраний / …/ у нас несколько, и одни из них – «понедельники» – происходят у Леонида Андреева. Там собирается весь наш кружок, в том числе и Шаляпин».
Приехав на заседание кружка, Шаляпин обычно «слушал чтения, — хотя терпеть не мог слушать, — иногда садился за рояль и, сам себе аккомпанируя, пел — то народные русские песни, то французские шансонетки, то «Блоху», то «Марсельезу», то «Дубинушку» — и все так, что у иных «дух захватывало».
Н.Д. Телешов рассказывал Вере Николаевне Муромцевой, как однажды Шаляпин «явился к нам со словами: «Братцы, петь хочу…» и попросил меня вызвать Рахманинова. «Вы здесь меня слушайте, а не в Большом театре», — говорил он в тот вечер, пел, правда, так, как никогда. Чтение было отменено, и что это был за концерт! Уж не знаю, кто из этих замечательных артистов был выше! И как они друг друга увлекали!..»
Впоследствии, супруга Бунина справедливо заметила: «Известно, что артисты часто проявляют больше блеска в дружеской компании, чувствуя настоящих ценителей искусства, так бывало и с Шаляпиным: нигде он так не пел, как на «Среде» у Телешовых, когда ему аккомпанировал Рахманинов» .
На знаменитой фотографической карточке, в виде открытки разошедшейся в начале ХХ века в России в сотнях тысячах экземпляров, запечатлены члены «Среды»: Скиталец, Горький, Андреев, Шаляпин, Бунин, Телешов, Чириков.
А вот свой фотопортрет Шаляпин подарил Бунину, сделав надпись на лицевой стороне: «Милый Ваня! Мой Бог свободен от цензуры и я ликую! Тебя любящий Федор Шаляпин. Бунину 30/Х 902».
Через полгода Бунин преподнес Ф.И. Шаляпину второй том «Стихотворения», выпущенный в Санкт-Петербурге обществом «Знание» с надписью: «Федору Ивановичу Шаляпину от души. Ив. Бунин». Спустя несколько месяцев будет сделан ещё один подарок на память — перевод поэмы Д.Г. Байрона «Манфред» со словами: «Дорогому Федору Ивановичу Шаляпину Ив. Бунин Москва, 12 окт. 1903».
Бесценна и неисчерпаема сокровищница мирового реалистического искусства. Бессмертна слава выдающихся художников, актеров, музыкантов, писателей и поэтов, обогативших ее своими гениальными творениями. Среди множества имен гениальных мастеров русской художественной культуры выделяется имя изумительного певца и выдающегося актера, величайшего реформатора музыкального театра — Федора Ивановича Шаляпина.
За долгую творческую жизнь Шаляпин создал галерею поразительных по силе воздействия сценических образов, спел бесчисленное множество камерных произведений, многие из которых записаны на грампластинки. Каждое из его творений служит вечным эталоном, шедевром подлинного искусства.
«Я слышал и видел Шаляпина, и потому я знаю, что за последние десятилетия не было подобного ему гения в искусстве. И гений этот, общечеловеческий по своему значению, был чисто русским по своим истокам и самой своей сущности, одним из прекраснейших воплощений русской народной души» — так выразил мнение большинства соотечественников — эмигрантов писатель Лев Любимов в книге «На чужбине».
На виртуальной выставке, наряду с фотографиями певца разных лет, представлены его некоторые сценические оперные образы, дополненные музыкальным сопровождением.
И.А. Бунин покинул Елецкий уезд в конце октября 1917 года, когда сельская жизнь стала, по его словам, не только «невыносимой, но и опасной». М.М. Пришвин, наоборот, вернулся сюда в 18-м из Москвы, также спасаясь от кровавого послереволюционного кошмара. Сначала он некоторое время пытался обосноваться в родной деревне Хрущево-Лёвшино Елецкого уезда, а затем перебрался в Елец. На страницах его дневников, как в зеркале, отразились события и впечатления того времени, причем не только наиболее яркие и животрепещущие, но и повседневные проблемы, с которыми сталкивалось большинство земляков, а также размышления и оценка «новой» жизни.
Первое, что по приезде бросилось Пришвину в глаза – это изменившийся вид родных мест, приведший в ужас.
«И вот родная земля, вид её ужасный… разоренное имение, овраги, полоумные люди, которые буквально хватают за края вашей одежды, спрашивая, что же будет дальше».
Старый строй в деревнях уничтожали в основном везде одинаково. Первым делом мужики рубили в усадьбах деревья, особенно доставалось при этом «заветным, столетним любимчикам господ», затем бушевавшая ярость выплескивалась на господские дома.
Н. Анюхин. Дом Пришвиных
«Когда пирамидальный тополь, старый – столетний сторож, не помнят, кто сажал его, — срубили, /…/ в дом вошли мужики, и начался грабеж, тащили все из дома, потом стены дома до фундамента и все кирпичи из фундамента и стены двора. Через неделю остался тут мусор и более ничего – гладкое место…»
В то время городских обывателей повергала в шок совершенно другая картина:
«Елец. Солнце близко к закату. /…/ Из слободы движется стадо коровье и разбредается по разным улицам: коровы сами идут в свои дома. Только новых коров провожают хозяева, иногда женщины, иногда мальчики или девочки. Мы смотрим в окно и на коров, и вдруг все воскликнули:
— Капитолина Ивановна!
Самая богатая барыня Ельца, Капитолина Ивановна, в шляпе, хорошем пальто и с веточкой в руке шла за коровой.
— Вот до чего дожили».
Владимиров И.А. За чтением газеты «Правда». 1918-1923 гг.
Лозунг новой жизни «Кто был никем, тот станет всем» был с энтузиазмом подхвачен одурманенным народом. Только вот его представителями в комитетах становились, мягко говоря, далеко не лучшие, подтверждением чему может служить фрагмент выступления на женской конференции в Ельце одной из делегаток, «бабы в красном платке»:
« — Я родом крестьянка слободы Задонской: мужик пьяница, мужик нечесаный, у мужика ума нет, а, поди вот, куда мужик вышел, всем светом командует».
Главной заботой таких комитетчиков становилась, прежде всего, забота о собственном достатке и благополучии, достигаемым обычно за счет грабежа чужого имущества. Между собой сельчане судачили:
Владимиров И.А. Крестьяне возвращаются после разгрома помещичьей усадьбы
«В комитете служил – умел награбить! Две бочки спирту в подвал спустил. Цветы из господского дома к себе в избу перенес. Перед окном пальму посадил и сделал предложение бедной девушке. Свадьбу справил, как у господ: господский повар Михайло обед готовил с пирогом и пирожными. Играл городской духовой оркестр музыку».
Новоявленные хозяева страны, проклиная старый режим, предавая огню помещичьи и купеческие особняки, имуществом бывших господ отнюдь не брезговали. Не только жилища комиссаров, но и райкомы украшались изящной мебелью, великолепными картинами, часами, фарфоровыми статуэтками.
«В канцелярии Райкома часы рококо с кругленькими ангелами на шифоньере. Ампир, заваленный газетами «Вестник бедноты». Возле него на голубом диване с волнистою спинкою, на грязной подушке, накрывшись полушубком, лежит председатель коммунистической ячейки. /…/ Мягкая мебель собрана из имений Хвостова, Бехтеева, Лопатина, Челищева, Поповки. Великолепные часы с инкрустацией… Барометр ртутный у окна…»
В Ельце, комиссаром народного просвещения, по характеристике Пришвина «чувствительным человеком, исполненным благими намерениями», было издано три «замечательных» декрета:
«Первый декрет о садах: уничтожить перегородки в частных садиках за домами и сделать из всех бесчисленных садов три: Советский сад №1, Советский сад №2 и Советский сад № 3.
Второй декрет: гражданам запрещается украшать себя ветвями сирени, бузины, черемухи и других плодовых деревьев.
Третий декрет: ради экономии зерна, равно как для осуществления принципа свободы выпустить всех певчих птиц».
Декрет № 1 был выполнен немедленно:
«В саду Петрова над Сосной. Я прошел туда свободно, не знаю, как вспомнить – с какой стороны: все заборы исчезли, только остались нестираемые границы вкуса одного и другого владельца».
Следующее постановление городских властей называлось «актом ликвидации безграмотности» и касалось, как ни странно, в первую очередь нечистых на руку сограждан.
В целях их исправления «суды постановили вместо наказания осужденным пройти курс школы грамотности при народном Университете: воры и спекулянты, пройдя школу, будто бы перестанут воровать – спекулировать».
Политическая обстановка весной и летом 1918 года в стране была неспокойной. Гражданская война, разруха, голод, а также наступление немцев и реальная угроза их оккупации вызывали у жителей сильное волнение и тревогу.
Еще одним тяжелейшим испытанием стала эпидемия сыпного тифа. Несвоевременная медицинская помощь, отсутствие необходимых лекарств, вынуждавшее докторов давать «сразу кучу рецептов – что найдется», невозможность соблюдения элементарных гигиенических правил большинством населения приводила к стремительному распространению болезни.
«…четверть населения Ельца спит на соломе, в валенках, в помещениях, более месяца неотапливаемых – источник эпидемии тифа».
«- Мы на краю, это верно: вот тиф сыпной губит человека за человеком, вчера за одним столом сидели, а нынче его нет.
-Ну – те!
— Хоронят в гробах держанных: досок не хватает».
Совсем по-другому хоронили защитников советской власти.
«Сегодня на улице несли с музыкой красный гроб и речь говорили о том, что ждет такая же участь, как «товарища покойника», если не будем защищать свободу, а «товарищ покойник её защищал». В публике говорили: «Защищал – получил, и не будем защищать – получим, как же так?»
Надо сказать, местные комиссары и коммунисты авторитетом у ельчан особо не пользовались. В маленьком городке все было на виду, и скрыть «пикантные» факты биографии или неблаговидные поступки было невозможно.
«Новости: говорят, что арест и низложение комиссара Успенского вышли через его пьянство, напился так, что хотел переехать через забор, вывалился и был подобран милиционерами».
Похожая ситуация была и в деревне.
«Председатель Потребилки Бирюлька сказал:
-Коммунист должен быть правильный человек, не картежник, не пьяница, не вор, не хулиган, не шахтер, не разбойник, не обормот, коммунист должен быть правильный человек и средний крестьянин, чтобы он корнями держался твердо за землю».
Летом и осенью 1919 года территория Елецкого уезда стала местом сражений Красной армии с казачьим корпусом генерала Мамонтова и белогвардейскими полками Деникина. Слухи о приближении мамонтовцев и о предстоящей безжалостной расправе их с «краснопузыми» будоражили город. Обыватели спешно прятали от греха подальше остатки имущества, красноармейцы готовились к обороне, а городские власти – к эвакуации.
«За рекою на горе – что это? Кавалерия. /…/ всадники./…/ эти всадники – наши комиссары, они высматривают сверху, нет ли близко казаков; они живут теперь там, за поломанным Лебедянским мостом в поезде /…/
Подвалы в домах набиты дезертирами./…/ Властвуют матросы, 600 человек: где-то среди ночи отняли самовар, там лампу, в женской гимназии зачем-то разбили физический кабинет /…/»
Именно в это время в Ельце произошел один комичный случай, легший в основу анекдота, записанного писателем.
«Анекдот: дети играли в красные и белые, красные вскочили на забор, крикнули: «Казаки!» — и целая рота настоящих красных солдат бросила ружья и бросилась бежать в разные стороны».
Какая власть в городе, ельчане безошибочно определяли, не выходя из домов.
«14 октября. Покров. Покрыло наш дворик морозным кружевом. Лева спрашивает рано: «У нас белые?» — «Нет, верно, еще красные: звона нет в церквах».
Обстановка в Елецком уезде еще долго продолжала оставаться нестабильной. Еще одним зримым сигналом возможной смены власти стал для горожан … обыкновенный медведь. Упоминание о нем встречается в дневниках несколько раз:
«В красном обозе медведя везли, и силачи вступили с ним в борьбу».
«Вчера
видели на Торговой, на юг опять прошел медведь, исхудалый, измученный, очень
голодный, идет на юг в Долгоруков в наступление».
«Есть признаки новой волны: говорят, что казаки находятся под Тербунами в 8-ю броневиками, и вот-вот медведь пойдет опять на север».
Изменились и местные газеты. Уважаемые горожанами «Думский вестник» и «Елецкая мысль», как «не устраивающие советскую власть», были упразднены. Их место заняли «Известия Елецкого Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», «Советская газета», «Соха и молот», «Беднота». Новые газеты регулярно публиковали декреты городских комиссаров, приказы начальника гарнизона, новости. Что касается последних, особой достоверностью они не отличались, и особенно грешила этим газета «Соха и молот», которой ельчане тут же дали другое название: «Брехня и голод».
Не лучше обстояло в Ельце и с образованием. 21 июля 1919 г. в Москву было отправлено письмо возмущенных родителей:
«Кругом непонятная, непроглядная тьма, переименовали все учебные заведения в трудовые школы, дети с января бьют баклуши, педагоги не подготовлены к этому новшеству и получилась невкусная и глупая каша».
А вот строки из дневника Пришвина: «Самое безнадежное, что и в детей не верят, не смеют даже и так сказать: «Мы – то кончены, а вот наши дети увидят». Всякий, подумав об этом, говорит: «А что это за поколение растет без идеалов, даже без школы».
Рукопись дневника М.М. Пришвина
Чему учатся дети? Я думаю, они теперь учатся НЕНАВИДЕТЬ – и это лучшее и в лучших детях – ненавидеть зло: школа жизни».
Вот каким был драматический фон революционных преобразований в Елецком уезде. Время разрухи, голода, болезней, духовной опустошенности и классовой ненависти раскалывало общество на два противоположных, непримиримых лагеря, убивало в человеческой душе сострадание и способность прощать. «Господи, помоги мне все понять, ничего не забыть и ничего не простить!» Под этими словами М.М. Пришвина могли бы поставить свои подписи многие его современники.
Есть такие выражения: «У каждого человека – свой дар» и «Выбери работу подуше, и тебе никогда не придётся работать». Действительно, если человек занимается любимым делом, то делает это легко, с удовольствием. Правда, далеко не каждый, особенно в молодости, знает о своём призвании и правильно выбирает будущую профессию.
Талант и дар раскрываются не сразу, а с течением
времени, когда у человека возникает определённый запас знаний и умений,
когда приобретается жизненный опыт.
Особенно хорошо
это видно на писателях. Как правило, большинство становятся ими, имея за
плечами определённую специальность. Вспомним, Лермонтов и Куприн были офицерами, Грибоедов – дипломатом, Гоголь – чиновником, Чехов и Вересаев –
врачами, Марк Твен – капитаном корабля, Джек
Лондон — золотоискателем, Горький — учеником в иконописной мастерской, Бунин
начинал как журналист.
Писательскому
ремеслу посвящали жизнь и
профессиональные педагоги. Так, педагогическую деятельность с литературным творчеством с успехом совмещали поэты В.А. Жуковский и Семён Богуславский,
учительский стаж которого насчитывает 50 лет;
Л.Н. Толстой, ставший автором учебника «Арифметики», и Леонид Пантелеев.
«Певец природы», Михаил Михайлович Пришвин тоже когда-то был наставником подрастающего поколения, сея «разумное, доброе, вечное».
Началось это осенью 1917 года, с момента переезда Пришвина из Москвы в Елец. На время оставив занятия литературой, он активно включился в процесс налаживания общественной жизни нашего города. Право на это дал выданный ему 1 октября 1918 года следующий мандат: «Отдел по народному образованию Елецкого уезда видит в гражданине Пришвине очень полезного работника по просвещению народных масс… Неукоснительно местной власти оказывать ему всяческое содействие и поддержку».
бывшая гимназия Павловского
Общественная работа не оплачивалась, средства к существованию пришлось зарабатывать уроками географии и русского языка, которые он вёл в «3-й Советской школе 2-й ступени» (бывшая гимназия Павловского) и 5-й трудовой школе 2-й ступени» (бывшая казённая мужская гимназия).
Учительское
поприще оказалось для Пришвина очень родным, иначе откуда взяться такому признанию: «Если
бы не страсть к писательству, берущая меня целиком, я никогда не оставил бы
этого благословенного труда, вознаграждаемого высшей наградой – любовью детей».
Работа школьного
учителя увлекала Михаила Михайловича прежде всего творческим характером. Сам в
детстве нерадивый ученик, он, тем не менее прекрасно помнил тех своих гимназических
учителей, которые выделялись на фоне других
творческим свечением – о физике елецкой гимназии Иване Васильевиче, который
ещё 100 лет назад показывал жителям Ельца электрическое солнце, об «отличном»
учителе древних языков Первове, который высказывал свои независимые взгляды.
Как и лучшие учителя его юности, он старался каждый урок сделать максимально
познавательным и интересным. О его творческих находках немало упоминаний в
дневниковых записях. Взять, к примеру, хотя бы эту:
«На уроках по народной
словесности мне пришла счастливая мысль вызывать образы славянского олимпа
чтением новейших писателей, напр. Сологуб «Неурожай», Бунин «Илья Пророк».
Спустя годы, в повести «Мирская чаша» Пришвин расскажет о воспитании интереса детей к своей родине на проводимых им уроках, поделится опытом учительского мастерства.
«Есть ли на свете дело
лучше учителя в школе? Глаза, как звёзды горят в ожидании слова… Учителю
надо следить за своими словами:
сила слова убыла, значит, где-то потухла звезда, скорей туда, ищи – где? – вот
там! – и туда, в эти глаза, лукавые, говори, смеши, удивляй, пока там снова не
вспыхнет звезда. Добровольно пробыть
хоть один год учителем, на всю жизнь в
чёрной беде это дело будет гореть святой
путеводной звездой», — писал он.
И дети, чутко
улавливающие хорошее отношение к ним, платили ему искренней любовью.
Сохранилось немало тёплых воспоминаний ельчан
о Пришвине – педагоге. Вот, например, как описывал своё первое впечатление от
нового учителя географии Е.К. Горбов, ставший впоследствии писателем: «Подтянутый,
средних лет человек в чёрной, очень приличной по тому времени паре,
бледнолицый, с чёрными длинными волосами и такою же чёрной и довольно длинной
бородой». Его обаяние было так велико и притягательно, что, как отмечал
Евгений Константинович, даже первое знакомство с ним «на всю жизнь оставило в душе
какую-то милую теплоту».
Не менее тепло
отзывалась о Михаиле Михайловиче другая его ученица, В.К. Кожухова, с
благодарностью вспоминая его прежде всего как учителя, которому до всего
было дело. В её классе он преподавал русский язык, но больше запомнились ей
экскурсии по елецкой округе, составление гербариев местной флоры, среди которой
особенно удивительными были
доледниковые реликты. По её
словам, он вызывал в учениках интерес к своему городу, его древности, истории,
открывал им красоту его планировки.
Педагогическая деятельность писателя-земляка закончилась в июле 1920 года, когда Пришвин с семьёй уехал из Ельца, потеряв всякую надежду основательно обосноваться в городе.
Среда - воскресенье: с 09.00 до 17.00 касса 09.30 - 16.30
Выходной: понедельник, вторник
Санитарный день: последний рабочий день месяца
Телефон для справок: (47467) 2-43-29
