Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина

Ярким событием детских лет стала и поездка с родителями в Елец, в «ту заповедную страну», куда юный Иван совершил самое первое несравненное по впечатлениям, «сказочное путешествие». Старинный город очаровал мальчика  торговым шумом, каменными купеческими домами, тенистыми улочками, великолепными храмами…

 «Как въехали мы в город, не помню. Зато как помню городское утро! Я висел над пропастью, в узком ущелье из огромных, никогда мною не виданных домов, меня ослеплял блеск солнца, стекол, вывесок, а надо мной на весь мир разливался какой-то дивный музыкальный кавардак: звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра, и такой громадой, что уже никак не могла поразить меня впоследствии пирамида Хеопса».

                                              И.А. Бунин «Жизнь Арсеньева»

Эта первая поездка в Елец оставила столь глубокий в душе, что в  романе  появятся следующие строки:

«Всего же поразительнее оказалась в городе вакса. За всю мою жизнь не испытал я от вещей, виденных мною на земле, – а я видел много! – такого восторга, такой радости, как на базаре в этом городе, держа в руках коробочку ваксы. Круглая коробочка эта была из простого лыка, но что это было за лыко и с какой несравненной художественной ловкостью была сделана из него коробочка! А самая вакса! Черная, тугая, с тусклым блеском и упоительным спиртным запахом! А потом были еще две великих радости: мне купили сапожки с красным сафьяновым ободком на голенищах, про которые кучер сказал на весь век запомнившееся мне слово: «в аккурат сапожки!» – и ременную плеточку с свистком в рукоятке… С каким блаженным чувством, как сладострастно касался я и этого сафьяна и этой упругой, гибкой ременной плеточки! /…/ 

Эта поездка, впервые раскрывшая мне радости земного бытия, дала мне ещё одно глубокое впечатление. Я испытал его на возвратном пути.  /…/ на самом выезде из города высился необыкновенно огромный и необыкновенно скучный желтый дом; /…/ в нем было великое множество окон, и в каждом окне была железная решетка, он был окружен высокой каменной стеной, а большие ворота в этой стене были наглухо заперты, — и стоял за решеткой в одном из этих окон человек в кофте из серого сукна и в такой же бескозырке, с желтым пухлым лицом, на котором выражалось нечто такое сложное и тяжкое, что я ещё отроду не видывал на человеческих лицах:  смешение глубочайшей тоски, скорби, тупой покорности и вместе с тем какой-то страстной и мрачной мечты…»

Неожиданная встреча настолько потрясла впечатлительного ребёнка, что после родительских объяснений о назначении этого и дома и узнике, он тотчас начал фантазировать, «угадывать душу» увиденного заключенного.

«Осмысление прошлого своего Отечества, — по словам липецкого писателя Владимира Петрова, —  приобретает особую глубину, духовную красоту и животворящую силу, когда в величественной исторической панораме сумеешь узреть и судьбу своей малой родины, той земли, где корни твоего рода, где отчие могилы, где колос вызревает на тех же полях, что кормили и твоих дедов, где ещё, может быть, журчит незатоптанный ручеек светлой, как детская память, студеной воды».

Почти все великие писатели России ХIХ века вышли из дворянских семей нашей средней полосы. Их талант сформировался здесь, на просторе бескрайних полей, смыкающихся на горизонте с бездонным небом.

Философ Иван Ильин в статье о И.А. Бунине объясняет этот феномен так: «Это она, наша средняя земледельческая полоса, уже подарившая русскому народу столько замечательных талантов, — литературных, музыкальных и философских, — говорит в его созданиях. Веками происходил здесь, вокруг Москвы этот своеобразный, национальный, сословно-душевно-духовный и культурный отбор, отбор тонких и даровитых натур /…/ Тут всё соединилось: и этот крепкий, строгий климат с его большими колебаниями и бурными порывами; и ласковый, мечтательно-просторный ландшафт; и столетний отбор крови и культуры, и непосредственная близость к простонародной крестьянской стихии, к дыханию земли; и досуг помещичьей усадьбы с её культом родовой, наследственной традиции служения».

Подтверждением этой мысли служат и строки Ивана Алексеевича о том, что основными факторами, обусловившими его творчество, стали: земля, местный язык и генетические корни:

«Я происхожу из старого дворянского рода, давшего России немало видных деятелей, как на поприще государственном, так и в области искусства, где особенно известны два поэта начала прошлого века: Анна Бунина и Василий Жуковский, один из корифеев русской литературы /…/

Все предки мои всегда были связаны с народом и с землёй, были помещиками. Помещиками были и деды и отцы мои, владевшие имениями в средней полосе России, в том плодородном подстепье, где древние московские цари, в целях защиты государства от набегов южных татар, создавали заслоны из поселенцев различных русских областей, где, благодаря этому образовался богатейший русский язык и оттуда вышли чуть ли не все величайшие русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым».

                                 И.А. Бунин. Автобиографическая заметка.